Реставрация вместо реформации. Двадцать лет, которые потрясли Россию (Пастухов) - страница 225

В истории России национальная идея всегда (то есть практически в обоих случаях, так как у русских было две национальные идеи – православие и коммунизм) была ответом не только на собственную боль, но и на те вызовы, с которыми сталкивалось человечество. В первом случае – это была судьба христианства и борьба с нехристианским миром; во втором – это была судьба социализма и борьба с мировым империализмом.

Именно поэтому рождение Московского царства и Советского государства были всемирно-историческими явлениями, а не фактами частной жизни отдельного народа. Именно поэтому и православие, и русский марксизм с самого начала стали претендовать на статус мировых религий. Именно поэтому они дали русскому народу изначально больше, чем государственную идеологию, обусловив великое историческое движение, великий духовный подъем и, как следствие, цивилизационный, культурный скачок.

Предпринимаемые попытки «сконструировать» национальную идею для русского народа обречены на провал, поскольку поставленная перед «профессиональными идеологами» цель – возрождение России – в масштабах мировой истории сугубо провинциальная, если не сказать местечковая. Это внутренняя проблема самой России, в ней не бьется пульс современности.

И, как следствие, в качестве рабочих гипотез на свет вытаскиваются идеи из «бабушкиного сундучка» (либеральные, консервативные, конституционные, федеративные, рыночные, всякие). Это в общем-то неплохие идеи, в принципе полезные, хорошо скроенные, ношенные не одним поколением европейцев и, хотя они чуть-чуть тронуты молью, вполне годные к тому, чтобы ими попользовалась пара поколений новых русских.

Но блеск и харизматическая сила этих идей давно потускнели, потому что для мировой истории это пройденный этап. Они греют снаружи, но не изнутри. Пульс человечества сквозь них уже не прослушивается, потому что сердце человечества отдано новым идеям. Человечество сегодня готовится принять вызовы глобализации и бурлящего поликультурного мира. Россия со своими «деревенскими» проблемами строительства на своей земле западной демократии и рынка по образцам XIX века вызывает сочувствие, но не уважение. И по мере того как человечество привыкает к тому, что нас можно не бояться, оно перестает нас замечать. На планете много «мировых деревень», которые бы хотели обзавестись городскими удобствами, не обременяя себя городскими заботами.

Желание жить в комфорте – это не национальная идея. Эксперимент по складыванию пазлов из кусочков европейского либерализма никогда не завершится созданием русского идейного полотна. Россия была и остается частью мира, и независимо от того, осознаётся это или нет, она живет в энергетических потоках, обусловленных движением мировой истории.