Это восприятие обманчиво просто, но часто подталкивает к ошибочным умозаключениям. Федерализм всегда есть расщепление государственного суверенитета. Но не всякое расщепление суверенитета свидетельствует о наличии федерализма.
На другом уровне федерализм воспринимается как органическая часть, момент в процессе нациогенеза, т. е. образования нации-государства. В этом случае мы получаем возможность увидеть не только движение государственных образований, но и того субъекта, силу, которая заставляет их двигаться, притягиваться или отталкиваться друг от друга. Этим политическим субъектом является гражданин – человек эпохи Нового времени, индивид, стремящийся к свободе.
Гражданин (индивид, пользующийся своими правами и несущий обязанности) есть действительный творец федерализма и его главное действующее лицо. Именно его потребность в реализации сформировавшегося самосознания и вытекающая отсюда потребность в расширении границ индивидуальной свободы может быть удовлетворена при определенных условиях только за счет расщепления государственного суверенитета. Федерализм не может быть понят без учета той роли, которую играет в его возникновении стремление личности к самоуправлению.
При определенных условиях истинное самоуправление оказывается возможным лишь при расщеплении государственного суверенитета. Граждане образуют не один, а несколько государственных автономных сегментов, обычно совместимых и/или взаимопроникающих друг в друга.
Между федерацией, ее субъектом и индивидом образуется крайне сложная связь. Таким образом, содержание по-современному понятого федерализма составляет, на мой взгляд, уникальное трехстороннее властеотношение.
Причины, по которым в одних случаях переход от традиционного управления к рациональному самоуправлению приводит к расщеплению суверенитета, а в других – нет, многообразны и до конца не исследованы. Тем не менее можно высказать два предположения.
Во-первых, вероятность расщепления суверенитета и возникновения процесса федерализации тем ниже, чем в большей степени развиты в обществе либо традиции местного, коммунального самоуправления, либо институты «коммунальной» власти.
То есть стремление к федерализму обратно пропорционально склонности индивидов к самоорганизации и совместной деятельности на локальном уровне. В этом случае коммунальные институты являются сами по себе достаточным противовесом государственной власти и надежно защищают права индивида от чрезмерных посягательств со стороны государства. Поэтому и необходимости в федерализме как дополнительной гарантии здесь не возникает.