Только поставив в качестве представителя президента в Дальневосточном округе армейского генерала, центральная власть смогла, наконец, организовать на губернатора достаточное давление, вынудив его добровольно отказаться от переизбрания на новый срок. Взамен за эту «любезность» он был отозван в Москву на новый министерский пост.
Важно, что во всех описанных выше случаях отношения между федерацией и ее субъектами складывались не по официальным, «институциональным» каналам. Взаимодействие шло не через Совет Федерации, и конфликты рассматривались не в суде. Эти каналы продолжают оставаться декоративными. Реальные проблемы «снимались» в ходе скрытой от публики борьбы внутри аппарата исполнительной власти. Решающее значение имели здесь наличные ресурсы сторон, в том числе и силовые.
Можно ли такую форму взаимодействия сторон рассматривать как федеративный механизм, даже при наличии формальных атрибутов федеративного государства, таких как двухпалатный парламент, местные конституции и прочее? По всей видимости, нет.
Организованного взаимодействия между федерацией и ее субъектами в России пока не сложилось. Формальные «правила игры» не совпадают с реальными правилами. Федеральный центр не столько решает спорные вопросы с субъектами федерации, сколько продавливает их решение при помощи административного ресурса. В этом смысле в России пока нет принципиальной разницы между федеративной и унитарной формой организации.
Но, в то же время, было бы ошибкой не замечать определенных изменений. Даже если абстрагироваться от федеративных формальных атрибутов, регионы (субъекты федерации) обладают сегодня в России достаточно большой фактической обособленностью и автономностью. Конечно, в большинстве случаев эти обособленность и автономность есть в большей степени следствие общего ослабления властной вертикали, чем результат сознательной «федеративной» политики. Но тем не менее факт остается фактом. «Поводок», при помощи которого российский центр управляет регионами, значительно длиннее, чем это принято в унитарном государстве.
То государственное устройство, которое сложилось реально в посткоммунистической России, нельзя однозначно отнести ни к федерации, ни к унитарному государству. По всей видимости, это некоторая промежуточная, переходная форма. Для нее характерно наличие внешних атрибутов федерализма с сохранением сильной «унитарной компонента» внутри. При этом реальное управление не осуществляется по официальным каналам, а основано на использовании властями всех уровней наличных административно-финансовых ресурсов в ходе скрытой борьбы «без правил». Однако степень автономии субъектов от центральной власти достаточно высока, а федеративные институты формально создают определений фон для политической борьбы.