Причины, по которым непрестижная ранее «социалка» вдруг превратилась из золушки в принцессу, ищут, как правило, на поверхности. Это либо объясняют конъюнктурными политическими мотивами, кивая на череду грядущих выборов, либо указывают на необходимость найти хоть какое-то применение пухнущим как на дрожжах зарубежным нефтяным счетам. В действительности причины лежат гораздо глубже, в самой логике развития российского общества, которое естественным образом подошло к рубежу, за которым дальнейшее продвижение вперед без развязывания туго затянутого социального узла оказалось невозможным. Только определив эти причины, можно обозначить реальный «коридор возможностей» для тех или иных социальных решений и общую перспективу социальной политики.
Социальная политика по своей природе консервативна. Это обусловлено ее предметом, каковым является быт. Собственно, это то, ради чего большинство человечества живет. Отсюда как минимум два следствия: социальная политика напрямую связана с культурой и касается большинства, если не всех.
Социальная политика, как никакая другая, затрагивает сложившийся образ жизни. А образ жизни непосредственно формируется господствующей культурой. Любая культура сопротивляется изменениям. Русская культура с ее византийско-крестьянскими корнями сопротивляется изменениям особо. Поэтому бури, проносившиеся в течение последних двух десятилетий в верхних слоях российской политической жизни, оставили мало следов в ее социальных глубинах. Образ жизни русского человека в основной (нестоличной) его массе переменился гораздо меньше, чем можно было ожидать. Если не считать очевидной потребительской революции, спровоцированной массовым импортом, в остальном русский человек продолжает быть советским человеком. Он по-советски лечится, учится и умирает. Любое вторжение в свой привычный образ жизни он будет воспринимать агрессивно отрицательно, чем бы оно ни мотивировалось, потому что это изменение его культурного уклада.
Социальная политика – единственно по-настоящему массовая политика При всем уважении к демократии, ее плоды прямо касаются небольшой части населения. Как сказал один из мыслителей позапрошлого столетия, она нужна немногим, но эти немногие должны обмануть многих, чтобы все почувствовали ее ценность. Не успевшие обмануться обыватели относятся к демократии как к футболу. Они могут болеть за какую-то партию, могут «побузить» после игры, но не устроят гражданской войны из-за того, что их кандидат не вышел во второй тур чемпионата. Крестьяне, конечно, будут слушать дискуссии об ограничении свободы слова в России в той мере, в которой эти дискуссии заполняют информационное пространство между сводками погоды и сообщениями о чрезвычайных происшествиях, но не следует ожидать от них какой-либо реакции на эти споры. Другое дело – социальная политика. Когда обыватель узнаёт, например, что ему не будут давать привычные лекарства или что ему надо платить полную цену коммунальных услуг, он реагирует сразу и бурно. Поэтому в социальной политике власть всегда может позволить себе гораздо меньше, чем в любой другой области.