На протяжении последних двух веков отечественной истории тема конституции постоянно присутствует в русских дискуссиях. Костер конституционных баталий то затухает, то вспыхивает с невероятной силой. Проекты декабристов, Манифест 17 октября, конституции Ленина, Сталина, Брежнева, наконец, «демократическая» конституция Ельцина – вехи истории конституционализма в России. Гораздо легче объяснить, чем они отличаются, чем определить, что у них может быть общего. Тем не менее это объединяющее начало имеется. Во всех перечисленных случаях конституции были для их создателей и вдохновителей не более чем формальной основой для институциональной демократии. Конституции в России – это дом на песке, построенный без свай. Тех свай, которые уходят глубоко в культурные пласты и обеспечивают органическую связь политической надстройки с массовым сознанием и поведением. Такая конституционная система ущербна, так как не может развиваться за счет внутренних импульсов, идущих снизу, от массовых движений граждан, стремящихся к индивидуальной свободе и способных к рациональному самоограничению своей политической воли. Поэтому русский конституционализм страдает малокровием. Его эволюция зависит во многом от внешних и случайных обстоятельств. Его содержание легко выхолащивается, и тогда конституция превращается в свою противоположность, становясь оправданием насилия и произвола.
Формализм – бич российских конституций. Политически конституция значительно шире своего юридического содержания. Она оформляет общественное согласие вокруг ценностей, принципов и механизмов, которые таким образом превращаются в допустимые для данного общества на данном этапе его развития правила игры. Конституция (как документ) может существовать в государстве и без этого общественного согласия, но конституционализм (как политическое явление) – никогда. В России никогда не было и нет до сих пор конституции в политическом смысле. Российские (включая советские) конституции не были выражением какого-либо реального национального согласия, а их принятие никогда не было связано с поиском этого согласия. При этом способ принятия конституции сам по себе (голосование в парламенте, референдум и пр.) не имеет никакого значения для оценки природы конституции. Важен характер общественного процесса, который данным способом был оформлен. Таким образом, реальный конституционный процесс в России не только не закончен, но еще даже и не начинался.
Проявлением нормативно-институциональной природы российского конституционализма стали две его «сквозные» черты, которые можно обнаружить на всех этапах развития конституционной идеи в России и которые наиболее отчетливо прорисовались в новейшей конституционной истории посткоммунистической России. Во-первых, это гипертрофированное внимание к тексту конституции, особенно очевидное в сравнении с почти полным безразличием к вопросу о ее легитимности. Во-вторых, это перенос центра тяжести на проблему контроля за аппаратом государственной власти, вопросы организации государственного управления.