Конституционализм – это явление европейской жизни, теснейшим образом связанное с историей западно-христианской культуры. Это – неприятная истина, которую не хочет (или не может) воспринять русский ум. Из века в век лучшие люди России пытаются воспроизвести в этой глубоко православной стране (при любых режимах) политические и правовые формы западной жизни, упорно не замечая их глубинной связи с содержанием этой жизни.
Мне неоднократно приходилось писать на эту тему, в том числе и в «Конституционном обозрении», поэтому, не повторяясь, отмечу лишь главное.
Конституционализм как частное и европейская система права как общее являются опосредствованным уникальным продуктом развития западного христианства. В лоне западной церкви не только были выпестованы гносеологические предпосылки, из которых выросла та предельно рациональная правовая и политическая система, которую мы называем конституционной, но и сформировался тот этический код поведения субъектов права, без которого эта рациональная система не может существовать и минуты.
Естественно, что в России, проделавшей в течение последнего тысячелетия особый, параллельный европейскому, исторический путь, ничего подобного не было и не могло быть в тот момент, когда скоропостижно скончалось советское общество. Это не значит, что в России не было собственных предпосылок для конституционализма. Но, во-первых, это должен был быть весьма специфический конституционализм, соответствующий природе российского общества и далекий от европейских стандартов. А во-вторых, даже эти специфические предпосылки находились в момент краха такого всеобъемлющего полицейского государства, каким был СССР, в самом зачаточном состоянии.
Интеллигенция, взявшая на себя бремя сформулировать самые первые постулаты российского конституционализма, не учла «трудности перевода», неизбежно возникающие при перемещении политических и социальных идей из одной культурной среды в другую. И, как это часто случалось в России и ранее, конституционалисты и народ заговорили на разных языках. Народ не понял либерально настроенную интеллигенцию, а власть выбрала сторону народа.
Я хочу специально подчеркнуть, что любые попытки трактовать события последнего времени, не особенно благоприятствующего развитию конституционных идей, исключительно как следствие «узурпации власти» или как «возрождение авторитаризма», без учета социальной и культурной базы, обусловливающей доминирующие тенденции, является очень поверхностным и может привести к глубоко ошибочным выводам.
Конституционализм европейского типа не нашел поддержки не столько у власти, сколько у общества, оставшись идеологией одного, хоть и влиятельного культурного класса, совершившего «антикоммунистическую революцию», но так и не ставшего выразителем всеобщих интересов и взглядов. Дальнейшая деградация этого класса привела и к определенной деградации конституционного движения в стране.