Ночью мне снился Кирилл. И теперь я звала его по имени. Меня разбудила Катя, судя по свету, глубокой ночью, недовольно пробурчав:
— Ну, дай поспать. Заладила «Кирилл», «Кирилл»… Бормочешь без конца. Иди к своему Кириллу, и там бормочи…
Ну вот, Я снова разговариваю во сне. Если сложить мои предыдущие слова и сегодняшние, то получается фраза, прекрасно иллюстрирующая ситуацию: «Встретимся на Черной речке, Кирилл».
Я не выспалась, так как остаток утра провертелась в кровати. Болела голова, выходить из дома совершенно не хотелось. Но пришел суровый Борис Таисович, который велел и Катерине, и мне немедленно выходить на пленэр.
— Лежат тут, барыни… — изба ходуном ходила от зычных криков ректора. — Я думал, она болеет, встать не может… А она, вертихвостка, по сеновалам скачет! Думала, не узнаю?
— Ну, пап! — ныла Катя. — Я взрослая женщина!
— Да кто спорит? Взрослая! Но ты сюда работать приехала, а сама отлыниваешь. А ты? Марина, я знаю, что ты ехать не хотела, однако, ты здесь, и будь добра вместе со всеми выходить. И ваши особые отношения с Кириллом Робертовичем…
— Нет у нас никаких «отношений», — я отвернулась к окну, уставившись в одну точку на горизонте.
— Тем более! — не унимался Борис Таисович. — Значит, тебе ничего не мешает работать. Встали и пошли! Немедленно! Обе!
Я не хотела видеться с преподавателем, а Катерина собиралась идти к Егору. Но по итогу мы обе пошли на пленэр. Как на зло, на улице было солнечно, не осталось и следа от недельного, затяжного дождя. Идеальная погода для выхода на натуру: не жарко, свет хороший, ветер умеренный.
Из-за того, что мы пропустили утреннее распределение, нас обеих отправили в самую ближнюю группу — на берег, к парому. Мои слова о том, что я там уже рисовала, ни на кого не подействовали. А я была согласна идти куда угодно, только не на берег. Потому как на листе, висевшем на двери школы, черным по белому было написано: «Позиция 1. Берег Черной речки. Преподаватель — Кирилл Робертович Ривман». Но Борис Таисович сделал такое страшное лицо, что желание спорить испарилось само собой.
Ребята уже работали, и, судя по наброску Витьки, с раннего утра. Катя, которая все еще делала вид, что у нее болит нога, села на скамью у парома, и сразу начала рисовать, желая побыстрее закончить. Я пошаталась по берегу, заглядывая на мольберты и в альбомы, и, наконец-то, встала на самом краю песочной насыпи, выбрав самое уединенное место. Кирилл Робертович сидел на пароме, разговаривая с дедом Максимом, эпизодически обходя всех рисующих с длинным карандашом. Мужчина прекрасно выглядел: черная кофта-мантия с капюшоном, волосы забраны в неряшливый хвост резинкой с украшением наподобие четок, руки были обвиты кожаными браслетами. Я исподлобья смотрела на него, и, конечно же, замечала, как мои однокурсницы улыбались ему, пытались поближе подойти к Кириллу Робертовичу, когда он делал правки на их рисунках. Однако сам мужчина никак не реагировал на них. Когда Алла из 404 группы слишком близко наклонилась к преподавателю, что-то спрашивая, я не выдержала, и резко отвернулась, чуть не уронив мольберт.