Эти мысли отвлекли от легкой боли, пока сам Захар ей иглу в вену вводил.
Кто он? Как именно помогает ей? Зачем? Какой он?..
Последний вопрос был почему-то особо животрепещущим. Лэля не видела, но складывалось впечатление, что он просто огромный, массивный, что ли… Не толстый, уж это ей довелось ощутить всею собой, когда Захар так легко и просто пронес ее по всему своему дому, а на обратной дороге позволил самой медленно изучить путь «по стене» руками, чтобы хоть немного сориентироваться, совершенно не тяготясь ношей.
Его тело воспринималось большим, твердым, словно вытесанным из камня, но при этом таким теплым, даже горячим, будто у него вечный жар. Или это она мерзнет ненормально, а здоровый человек и должен тепло излучать? Не знала, не помнила, но Лэле хотелось к нему теснее прижаться, чтобы согреться. И она поддалась, хоть и стеснялась пуще прежнего, прижималась. Камень не мог быть таким теплым и живым. Может, дерево? Огромный дуб… Да, в ее, сейчас точно не совсем здравом сознании, временами Захар ассоциировался с дубом… Или нет! Вообще не то!.. Еще с чем-то… Кем-то… Не могла образ уловить. Какой-то зверь… Не выходило вспомнить, подводила память. Это нервировало, забирая всякую уверенность.
Так или иначе, утром все повторилось: он вновь ее отнес в ванную комнату на руках и находился рядом. Правда, в этот раз позволил назад вернуться своими ногами, ощупывая обе стены, чтобы представить себе более-менее картину помещения в целом. Руки Захара при этом плотно обхватывали талию Лэли, словно страхуя, и он продолжал ее будто бы своим телом окружать. Но, несмотря на массивность Захара, не возникало ощущения подавленности, скорее полной безопасности и защиты. А еще как-то «по-своему», словно бы с ним рядом была на верном месте, хотя они и не были знакомы ранее, насколько Лэля поняла.
В этот момент, отвлекая ее от воспоминаний, руки Лэли коснулось теплое и влажное полотенце, наверное, Захар то заранее прихватил, подозревая, что может понадобиться. И он принялся аккуратно оттирать те самые капли меда, что стекали по ее пальцам, а она слизывать не успевала.
— Эй! — если честно, смутившись, попыталась руку забрать. — Этот мед слишком вкусный, расточительство его вытирать, я слизать хотела…
Ее окончательно затопило удушливой волной смущения, когда Захар вдруг низко и тепло рассмеялся на такое заявление. Пересел на диван, где она и провела все это время, оттирая сладость. Леля ощутила, как подушка прогнулась под его весом.
— Вот чего-чего, а этого меда у меня полно. С моей же пасеки. Не надо облизывать, я тебе еще дам, — почему у нее по позвоночнику теплая дрожь шла, когда он говорил? Еще и таким тоном, словно укутывая, успокаивая. — Я рад, что он тебе понравился…