Атмосфера была отличная, все смеялись, декламируя «Мороз и солнце». Щенки лезли к Марату, кто-то сразу, некоторые буквально через несколько секунд замешательства перед обнюхиванием. Я носилась вокруг, внося режиссерские правки по ходу пьесы.
И вот дошла очередь до Марины с Амуром. Ещё на подходе она изрекла:
— Ну, так неправильно, это же не незнакомец. Но мы сейчас и к нему не подойдём!
Марат, уже в шестой раз проигрывающий свою роль, шёл как заправский актер, улыбаясь и приветствуя Марину. Она приближалась, напряжённо упёршись взглядом в свою собаку, вытягивая Амура поводком вперёд перед собой, как бы пытаясь отгородить им себя от приближающегося Марата. Амур был вдвое больше других щенков и старше их. Он не прятался, он просто не понимал, чего от него хотят. Но Марина уже тарахтела:
— Вот, он боится!
Я подавила в себе порыв начать с ней спорить. Марат уже стоял перед ней, и я пропела:
— Смотрим друг на друга, здравствуй, Марат!
Марина, продолжая крутить туда-сюда Амура, нервно хихикнула и с трудом выдавила из себя:
— Привет, Марат, мороз и солнце.
Даже Марат растерялся. Он сразу стал похож на долговязого пионера, которого на линейке не заметили и не посчитали. Потому что Марина смотрела куда угодно, но не ему в лицо.
Я повторила уже просто в голос:
— Марина, смотрим Марату в глаза и говорим приветливо: «Привет, Марат!»
Амур уже сидел за ней и смотрел на щенков, расположившихся в отдалении, как в партере.
— Марина, — позвал Марат, — ау… Мороз и солнце, день чудесный.
Он даже вытянулся весь в её сторону, пытаясь поймать её взгляд. Я не понимала, что происходит, и тут до меня дошло… Она не может! Она переминалась с ноги на ногу, прятала глаза, и мне казалось, что мучительнее этой игры для неё вообще ничего нет. Она просто не может открыто посмотреть малознакомому человеку в глаза и проиграть такую простую расслабленную связку!
В моей голове пронеслась галерея лиц моих знакомых, которые точно так же стесняются, тушуются, зажимаются. Я поняла, что она прячется за свою собаку, вместо того чтобы направлять её и подбадривать. Но надо было довести эту сцену до занавеса, иначе и у Марины, и у Амура закрепится эта неудача. Я проглотила комок возмущения в горле и безмятежно сказала:
— Спокойно, мы никуда не спешим. Марина, смотри Марату на подбородок, если не можешь в глаза, и давай ещё раз: «Мороз и солнце…».
Тут Марат, который тоже понял, в чём проблема, заулыбался и изрёк:
— Эх, побриться надо было.
Марина засмеялась и немного расслабилась. Минута ушла на первую строчку. Я не давала ей отвернуться, нагнуться к Амуру, останавливала её руки, которые тянулись убрать волосы, почесать ухо, потереть лицо — лишь бы не расслабиться. И вот она заговорила с Маратом хором нараспев: «Мороз и солнце, день чудесный…».