И что странно — растерянный. Он пытается улыбнуться и говорит:
— Привет, любимая, я скучал.
— Да неужели? — язвлю, он пропускает сарказм мимо ушей, выходит из комнаты, но скоро возвращается с красивущим букетом, коробкой конфет и медвежонком Тэдди.
В букете — моя любимая белая сирень. В марте. Это же очень дорого.
— Это тебе. С праздником.
Он складывает подарки рядом со мной, но меня — не трогает. Смотрит на реакцию.
А её нет. Глухо. Ушло время, когда я ждала его знаков внимания.
— Не стоило тратиться, — говорю устало.
Сирень дурманит чудесным запахом. Я знаю, как Гектор выбирает букеты — лично, обнюхав и общупав каждый цветок, вынеся мозг флористу.
— Это же для тебя, — пожимает плечами Гектор. — Ты всё равно дороже.
Мне на хрен не нужны твои признания.
А мне — твои. Поздно. Но цветы жалко. Встаю с кровати, беру вазу — она в этой спальне ещё, наверное, со свадьбы осталась, иду в ванну, набираю в воду, ставлю букет.
Красивый, роскошный, стильный.
Такой приятно получить.
Гектор наблюдает за мной, ничего не предпринимая.
Молчит.
Меня давит молчание.
Поворачиваюсь к нему, смотрю прямо в глаза. В его сейчас — нет льда. Взгляд тёплый, лучистый, открытый.
— Гектор, — шепчу я, — отпусти меня. Пожалуйста.
Он вздрагивает, будто пробуждается, тянет ко мне руку, но я отшатываюсь. Его рука безвольно подает.
— Ты ведь свободна, — удивлённо произносит он.
Качаю головой:
— Совсем отпусти, — и, прикрывая глаза, чтобы не растерять смелость, добавляю: — Давай разведёмся.
Мы нечасто ходили куда-то вместе — я не любитель, ему всегда некогда. Но если попадали на какие-нибудь вечеринки, Гектор всегда…давал мне свободу. Позволял флиртовать с другими мужчинами. А у самого в глазах пылал адский огонь ревности. Однажды я спросила: «Почему ты так делаешь?», он ответил: «Может, так ты встретишь кого-то. Если встретишь и захочешь уйти — скажи». Я пообещала тогда.
И теперь он смотрит на меня словно с пониманием.
— У тебя другой мужчина?
— Нет, господи, нет! — мотаю головой. Горько иронизирую: — Мне и тебя одного — выше крыши.
— Тогда почему? — смотрит недоумённо.
Такой красивый сейчас, совсем юный, непонимающий.
— Я устала от эмоциональных качелей. От нашей недосемейной жизни. Мы — слишком разные. У нас нет точек соприкосновения.
Гектор всё-таки сграбастывает меня в охапку, наклоняется, прячет лицо в волосах.
— Любимая моя, единственная, качелей больше не будет, обещаю.
— Я не верю тебе, — бормочу, пытаясь оттолкнуть. — Ты даже не извинился передо мной ни разу за то, что творил.
Он вдруг напрягается, деревенеет. Дыханье вырывается судорожно, взвивает мне волосы.