Прочее руководство, включая партийное, комсомольское и профсоюзное, расположилось на следующем ряду, а уже дальше расселись все остальные, кто как сумел. Впрочем, не только расселись. Сидячих мест на всех не хватило. Кто-то примостился прямо на ступеньках проходов, кто-то стоял возле стеночки, кто-то маячил в дверях. Для многих подобный ажиотаж выглядел как минимум странным, но только не для меня.
«Рекламную кампанию» я запустил сразу по прибытию из Свердловска. В ней не было ни газет, ни митингов, ни плакатов, и уже тем более никаких обязаловок типа «кто не придёт, лишим прогрессивки». Только «хардкор», только слухи, только намёки, что, мол, концерт не для всех, и что руководство уже раздумывает, не ограничить ли доступ по… хм… цензурным соображениям.
Рискованно? Да. Но результат того стоил. По словам того же Захара Овчинкина, столько народа ещё никогда в нашем клубе не собиралось. Даже на танцы. Даже если учесть всех пробравшихся в зал практикантов-студентов…
Оставалось одно — не обмануть ожидания публики…
Сразу после нашего первого выступления на сцену с горнами и барабанами вышли пионеры из ближайшей подшефной школы. Обычная практика. Пионерское приветствие на комсомольском или партийном празднике должно было символизировать неразрывную связь поколений строителей коммунизма.
Хорошо это или плохо? Наверное, хорошо. Детям это кажется чем-то вроде игры, но одновременно и достаточно важным событием — не каждый же день на них смотрят и прислушиваются почти как к большим. Умудренные опытом взрослые, как правило, умиляются их непосредственности и вольно или невольно вспоминают собственные детские годы, когда всё было практически так же, но в то же время совсем по-другому. Молодые люди, едва только начинающие взрослую жизнь, гордо глядят на тянущихся за ними детишек и покровительственно кивают, стараясь выглядеть старше, чем есть, и уж конечно умнее. В общем, единство есть, связь поколений присутствует, люди довольны, теория подтверждается практикой.
Когда аплодисменты школьникам стихли, публику принялись развлекать пантомимой трое миитовцев. Что они конкретно показывали, я не смотрел. Просто не до того было. Сначала лихорадочно переодевался, потом проверял, всё ли готово, а последние секунды потратил на то, чтобы связаться по внутреннему телефону с киномехаником и дать, наконец, отмашку.
Снаружи опять зазвучали аплодисменты, пантомимщики ушли за кулисы, Матвей и его команда двинулись к инструментам и микрофонам, а добровольные помощники Захар и Георгий потащили на сцену реквизит — части вагонных стен с полкой и столиком.