Вилли ведь очень нежный и добрый мальчик, я не верю, что он мог вот такое провернуть. Никогда не поверю.
И пусть мишка хоть треснет – все нелепые доказательства не изменят моего мнения! Когда Хилл набрал меня, он говорил честно. Это чувствовалось.
Я вышла из ванной, спустилась в кухню, сожрала кусок отбивной и, отмахнувшись от Вариной опеки и какого-то витаминного коктейля, ушла в свою тайную комнату.
Сломанный рояль уже убрали. А меня от вида пустой комнаты накрыло яростью. Я прошла в центр, чтобы схватить со стола ноты, записи со стихами. Чтобы разодрать все в клочья, потому что это спокойное «Как скажете, госпожа» – убивало. Ему похрен, что я чувствую! Значит, и мне будет похрен.
Я скрипнула зубами и замахнулась, когда за спиной послышался голос Макса:
– Ева, можно войти?
Мальчишка не виноват, что его отец – идиот.
Я тихо выдохнула и, нацепив улыбку, кивнула через плечо.
– Конечно, Макс, заходи.
Паренек принес с собой гитару. Он смотрел на меня уже иначе после наших репетиций. Не как на папину невесту. Да, чтоб тебя, Дэми! А как на подругу, близкого человека. Я могла с ним сблизиться и подружиться. Как с младшим братом.
Он смущенно прошелся по комнате, задержал взгляд на исцарапанном паркете в том месте, где стоял рояль.
– Мне кажется, я не справлюсь, – сказал он и протянул гитару.
Я качнула головой и присела на край стола.
– Это почему? Струсил?
– Просто пальцы не слушаются. Больно играть.
– Макс, – я мягко улыбнулась. – Чтобы сделать что-то важное и ценное, нужно учиться преодолевать боль. Думаешь, боксеры на ринге не получают в нос? Или твой папа, – я сглотнула и резко выдохнула, – чтобы поднять тебя на ноги, во время работы в салочки играет? А риск? А шрамы? Ты видел сколько у него шрамов? Думаешь ему не было больно?
– Было, но… – он помялся, сжал гриф гитары и снова протянул инструмент мне. – Я тебя подведу.
– За ошибку тебя накажут? Ремня дадут? В угол поставят?
Он пожал плечами.
– Опозорюсь.
– Ха, – я сложила руки на груди. – Позор – это когда платье во время прыжка на сцене идет по швам, а ты не можешь ничего сделать. Позор – это когда любишь кого-то, а признаться боишься, потому что кое-кто тугодум и все еще оглядывается на прошлое. Позор – это не доверять своим близким, когда они готовы ради тебя на все.
Мальчик застыл напротив и, глядя на меня во все свои голубые глаза, шмыгнул носом. Понял ли он мою философию? Да не важно...
– Так, Макс, – я присела на табурет и пригласила его взглядом сесть на второй. – Прогоняем тему сейчас вместе, а вечером ты мне подыграешь. Я буду рядом. Ничего не бойся.