— Что-то особенное? — классная чуть наклонилась вперед, а я снова покосилась в класс. Сердце бухало в груди, как ненормальное, заставляя морщиться.
— Да старенький романс, вам понравится, — ответила я и повела головой в сторону класса, мол, мне пора.
— Ой, беги, а то урок начался, — классная погладила мне плечо и подтолкнула ко входу. А потом вообще запихнула меня внутрь и сама вошла следом. — Александр Олегович, это я задержала Настю, извините.
А я не смогла дышать. Застыла, будто меня прошили тысячи игл.
На месте учителя сидел мой Саша.
Я даже дернулась назад, чтобы сбежать, а потом увидела в его глазах безразличие и сломалась. Руки и ноги стали ватными, язык не хотел шевелиться и даже «здрасте» получилось смазанным и сиплым. Саша показал на свободное место и опустил холодный взгляд в журнал.
Не узнал. Да и чего я ждала? Он был слишком пьян, а я до неузнаваемости разодета. Издевательство просто.
Или узнал, но показал, что не мешает личное с работой. От этого стало еще хуже.
Тошнота накатила с такой силой, что я приклеила ладонь к губам и, не чувствуя ног, рухнула на сидение. Получилось сильно громко, ребята повернули на меня осуждающие взгляды, а учитель приподнял голову. Темные волосы стали чуть длиннее и перекрыли высокий лоб. С моего места плохо было видно, но мне показалось, что под ними прячется свежий шрам.
— А пока опоздавшие прогульщицы у нас рассаживаются, — заговорил Гроза, — я хочу увидеть, что вы успели написать за недели моего отсутствия.
Шпилька в мою сторону. Будто в сердце ржавый гвоздь вонзил и провернул несколько раз. Только бы дышать получилось, остальное я как-то переживу.
— Изучали трио и квартеты, — поумничала Якина и состроила Саше глазки, когда протягивала ему ноты, нагибаясь так, чтобы он видел ее доступное декольте.
Меня дернуло от этого, вот бы прожечь в ее рыжей башке дыру. «Он — мой мужчина» — хотелось закричать, но я лишь сильнее сжала зубы и наклонилась над тетрадкой. Волосы упали на лицо, спрятав меня от всех за пушистой пеленой. Никто не заметил, как странички намокли от слез, а механический карандаш в руке беспомощно хрустнул и вышел из строя. Да, нужно быть разборчивей в случайных связях, но я же Чудакова, у меня не бывает иначе.
До конца ленты я сидела, как на раскаленных углях. Задержку никто не отменял, тошнота немного забылась от загрузки, но напоминала о себе по утрам и в забитых маршрутках. Нужно было сделать тест, но мне не хватало силы воли. Я все еще надеялась, что пронесет в этот раз.
Стараясь не привлекать к себе внимание, украдкой посмотрела на руки, что ласкали меня и… Саша стискивал мел в длинных пальцах и выцарапывал на доске нотный стан, а я не верила, что попалась в такую дурную ловушку. Он — мой учитель. Тот, с кем боялась встреч. Тот, кто поставил одиннадцать за «Вечную любовь», которую я писала с сорокоградусной температурой. Мы два месяца просто расходились, как в море корабли, чтобы столкнуться именно на вечеринке и совершить глупейшую глупость в нашей жизни. Это так жестоко. И так невероятно.