До боли сжал руки на коленях и сцепил зубы. Вот же крыша у меня съехала, нашел время для слабостей.
Мне казалось, что Чудакова благодаря музыке успокоилась и стала дышать ровнее. В коридоре же рыдала, как белуга, а потом вела себя вызывающе, будто заигрывала со мной не просто так. Ходила по острому краю.
Я ведь сразу отодвинул Якину, будто почувствовал неладное, и быстро спустился по ступенькам, где случайно остановил падение Насти. Свалилось же Чудо на мою голову! Я просто хотел оградить девочку от ошибок, потому что видел в студентке будущее. Она не должна его ломать из-за тех, кто ни черта в музыке не понимает и сидит в Академии только, чтобы подцепить хорошенького и богатенького папаньку. Чудакова не такая, как Якина, это чувствовалось. Она вообще другая, и в коридоре я едва поборол желание сгрести ее в объятия, чтобы показать ей свою поддержку. Но я — учитель, нельзя переходить грань.
Настя играла увлеченно и запнулась несколько раз, но не остановилась, а ловко вывернула ошибку в достойную импровизацию и улетела кончиками пальцев на кульминацию.
А потом резко оборвала игру, не закрыв коду, не поставив точку, отчего мелодия повисла в воздухе, как звон колоколов. Чудакова снова сгорбилась и, уронила ладони на колени, неприятно хрустнула пальцами.
— Хватит… — раздраженно перекинув пушистые русые спиральки на одно плечо, она повернулась ко мне и уставилась синим взглядом. Таким пронзительным и осознанно-мудрым, что меня аж закачало.
— Давай, тогда гаммы отработаем? — попробовал я, с трудом контролируя высотность голоса: он хрипел и ломался от накативших ненужных эмоций. — А на следующий урок я принесу тебе что-то поинтересней.
— Гаммы? — она приложила пальчик к губам. Пухленьким, но упругим. А у меня перед глазами возник рот Малинки и ее юркий язычок. Я даже поерзал на стуле, чтобы смахнуть напряжение и наваждение.
Чудакова играла гаммы быстро и четко, а потом еще этюды и какие-то джазовые квадраты. Я просто сидел, раскрыв рот, и не мог понять, что здесь делаю?
— Зачем ты пошла в Академию? — спросил, когда она снова остановилась.
— Что? — переспросила Настя и повела худым плечом. На ней была светлая футболка, что выделяла плавные формы. Сквозь ткань белья выделялись крошечные соски. Они привлекли мой взгляд, а Настя заметила и немного развернулась. Меня бросило в еще больший жар. Это впервые такое сумасшествие с мной творится на уроке. До этого никто из студентов не мог расшевелить меня с полуоборота корпусом, разогреть игрой на инструменте. Я, как больной, таращился на ее пальцы, плечи, и меня откровенно возбуждало то, что я видел.