И вдруг Млада, выпорхнувшая вперед, каким-то странным поклоном махнув правой рукой от сердца до земли, вмиг умиротворяет нападающих. Открытую, белоснежную, с ямочками на щечках улыбку дарит она людям, и те улыбаются ей в ответ. И агрессия исчезает, и люди начинают расходиться.
– Как же они похожи на мой народ! – все еще с улыбкой поворачивается Млада к друзьям, – мурашки по коже… У них слова даже похожи: «миса» – мясо, «сана» – жена, «реки» – речь, а считают они… Как мы считаем!
– Надеюсь, ты не собираешься остаться с ними? – хмуро спрашивает Чжан Цянь.
– Я? Я не знаю… – смущенно и в то же время задумчиво отвечает девушка.
– Я не оставлю тебя здесь! Что бы ни случилось. Ты слышишь меня? – повышает голос ханец, но в это время кто-то крепко берет его за локоть.
Сзади раздается юношеский голос, еще срывающийся, но уже властный и надменный:
– Ты зря кричишь, слуга дракона. По нашим законам она сама решит, что ей делать! – Чжан Цянь понимает, что любым неверным шагом он даст юному царю повод расправиться с ним, и, сдерживая эмоции, кланяется. Тарим расплывается в улыбке, рассматривая Младу.
– Араш говорил, что ты с севера… Это откуда мы пришли когда-то?
– Я не знаю, откуда вы пришли… – смущается девушка. – У нас леса и деревянные дома.
– Это неважно… Ты очень красива. Тебя обижают эти люди? – не глядя на Цяня с Ганем, небрежно спрашивает тохар.
– Нет… Конечно, нет! Они спасли меня… – горячо отвечает Млада.
Кажется, и она начинает понимать, какая опасность грозит мужчине, который ее любит. И боги посылают ей знак. Громкий плач ребенка и причитания десятка женщин – хороший способ переключить внимание, а изображать испуг испуганной женщине даже и не приходится. Тарим хмыкает и, взяв ее за руку, увлекает за собой. Чжан Цянь и Гань переглядываются – им не остается ничего более, как идти следом.
Около соседнего шатра на белой выделанной шкуре лежит новорожденный младенец. Он кричит и извивается, но его голосок заглушается воем собравшихся женщин. Млада с ужасом смотрит на происходящее.
– Он умирает? Может, еще можно помочь?
– Да. Он умирает! – торжественно произносит Тарим. – Рождение – это начало смерти, путь боли и страданий… Наш народ скорбит вместе с родившимся о его будущих болезнях и ранах, но радуется, когда кто-то уходит домой…
Женщины, вдруг прекратив душещипательное действо, радостно галдят и отдают младенца матери, которая прижимает его к обнаженной груди и начинает спокойно кормить, сменив слезы на без-заботную улыбку. Млада с улыбкой смотрит – то на Тарима, то на Чжан Цяня: юный царь понимает, сейчас конфликт неуместен.