Улучив благоприятный момент, Араш проводит беглецов через посты охраны.
– Что тебе за это будет? – оглядывается Чжан Цянь на огни лагеря, едва пробивающиеся сквозь туман, укутавший и без того беззвездную ночь. Лошади с обмотанными для бесшумного хода копытами нетерпеливо ждут седоков. С вечера их хорошо накормили и вдоволь напоили, и теперь «небесные скакуны» жаждут простора.
– Думаю, детская истерика и немедленная ссылка в стойбище… – постукивает черенком плетки по сапогу Араш. – Я, кстати, очень надеюсь на это, потому что вылазка обречена на провал.
– Не жалко своих людей? – подает голос хунн.
– Мои люди не пойдут на убой… Тарим развернет лошадей, и это будет единственное верное решение…
– Спасибо!.. – подходит к Арашу Млада. – Ты так много делаешь для нас…
Араш хмурится.
– Я уже намекнул своему хуннскому другу, почему я это делаю. Долг чести считаю исполненным, так что, надеюсь, больше не увидимся! – помогает он девушке сесть в седло.
Больше говорить не о чем. Чжан Цянь и Гань запрыгивают на коней, и троица уносится в темноту.
– Строго на восход. Без колодцев в пустыне не выжить! – догоняет их голос Араша.
Позже Чжан Цянь обдумает, как поступить, но ясно одно: будь Араш царем, Поднебесная обрела бы грозного союзника. Так размышляет ханец, склонившись к луке и дав возможность ханьсюэ ма самому выбирать дорогу. «Сейчас главное – свобода и Млада», – оглядывается лан на любимую, скачущую справа от него.
2
– Да как ты смел? Я – «серебряный царь», а не ты! Понимаешь это?
– Конечно, царь! – безразлично соглашается сидящий на деревянной скамье Араш, глядя на беснующегося Тарима.
– На что ты вообще рассчитывал? У тебя такое лицо, что тебе все равно… Аа, ты веришь в свою безнаказанность? – догадывается подросток. – Так ведь, дядя?
Араш наигранно растягивает слова:
– Накажи меня! Я заслужил!
Тарим в ярости сжимает кулаки.
– Так… Ты полностью отстранен от управления. Я разжалую тебя в сотники… Нет, в десятники!
– Прикажешь вернуться к царице? – равнодушно кивает Араш.
– С какой это стати? Пойдешь в бой первым. Или ты привык слюну метать, а не стрелы?
Араш поднимается и подходит вплотную к племяннику:
– Разошелся ты, дружок… Десятником, значит, десятником… Но оскорблять не смей!
– Ладно, прости… – отстраняется Тарим. – Я знаю, зачем ты это сделал, дядя. Ты можешь прикрываться своей доблестью и говорить, что щедро благодаришь того хунна за победу над собой, но дело не в этом…
– И в чем же, племянник? – с любопытством спрашивает Араш.
Тарим садится на ковер, скрестив ноги, и с хрустом потягивается.