Я издаю короткий смешок. Мне хочется включить в комнате свет.
– Я не хочу терять тебя, – говорю я предательски дрожащим голосом. – Может, мне нужна была эта… м-м-м, процедура расставания. Знаешь, в критических ситуациях становишься честен перед собой.
– Я знаю. У меня было критическое состояние. И не однажды.
– Вернись!
Она молчит. За окном стучит мяч. Я слышу каждый вздох больного города. Хочется думать, что где-то рядом море.
– Ты знаешь, что это значит, вернуться? Ты думаешь, мне легко было уйти!? Стас?! Что ты знаешь о женщинах, которые решаются изменить свою жизнь?
– Ничего, – честно говорю я, – ничего я не знаю о женщинах.
– Не знаю, как для тебя, а для меня это выход.
– Для меня это просто конец.
– Да где же ты раньше был! – вдруг взрывается она. – Где ты раньше был со своим дурацким осознанием всего, Стас!?
Я не скажу, где я был. Вряд ли ей это понравится. Вся беда в том, что она почти никогда не знала, где я находился, когда она оставалась одна.
– Ты накуривался, Стас, – вдруг говорит она, – не ври мне, я знаю. Ты же на самом деле очень слабый человек, для тебя наше расставание, наверное, действительно, травма.
– Я брошу это, – на мгновение я верю, что это возможно.
– Не надо, – она говорит очень тихо, и я все плотнее прижимаю трубку к горячему уху. – Больше не надо что-либо делать ради меня. Это… это так ненадежно. Ты пойдешь на какие-то жертвы, искренне захочешь все изменить, а потом честно признаешь свое поражение. Ты умеешь проигрывать так, как надо. Честно проигрывать, но мне-то что с того?
– Ты мне поможешь.
– Я не стану тебе помогать.
– Я завишу от тебя сильнее, чем от наркотиков! – это правда. Любовная абстиненция уже ломает меня. Я сворачиваюсь на диване в клубок, прижимая худые колени к груди. Меня опять мучают мои подозрения.
– Лен…
– Ну, что?
– У тебя есть кто-нибудь? Ты поэтому ушла?
Она медлит с ответом. Я замираю. Сейчас она скажет «да», и я выброшусь из окна. Прямо на баскетбольную площадку.
– Никого нет, – наконец устало произносит она. – Я ушла от тебя, потому что потратила наш с тобой последний кредит. Я пыталась, до последнего, честно, ты разве не чувствовал этого?
– Если ты познакомишься с кем-нибудь, ты скажешь мне об этом? Мы же не чужие люди друг другу?
– Я не знаю, как я поступлю. Помнишь, ты учил меня, что человек не может достоверно предполагать, как он поступит в той или иной ситуации? Что мы всегда врем, когда рассказываем о будущем?
Мне становится легче. Я верю ей.
– Но я хочу, чтобы мы стали чужими, – вдруг упрямо говорит она, – мы сейчас оба оказались в ситуации, в которой никогда не бывали раньше. Я не знаю, что меня ждет дальше, возможно, что так счастлива, как я была с тобой, я уже не буду. Но есть другое знание, Стас, очень важное знание. То, что со мной случится, будет другим. И даже, если это будет боль, то это будет другая боль.