Я, конечно, мог бы выкурить полпапиросы. Или даже треть. Мне было бы гораздо лучше, по крайней мере первые сорок минут. Но я никогда не употребляю наркотики на работе. Это правило. Только так я могу выживать в насквозь прогнившем мире местных масс-медиа. Я достаю из-под стола пластиковую бутылку и пью, громко глотая теплую воду.
Я начинаю писать отчет. Длинный перечень сделанного за этот странный июль. Сорок четыре информационных сообщения, двенадцать репортажей. Я стал меньше работать, что тут скажешь. Долгие телефонные переговоры требуют сил, которых у меня почти нет. С тех пор как я остался в кабинете один, я все чаще позволяю себе просто сидеть, просматривая бесконечные мерцающие веб-страницы кинообзоров.
Дверь снова открывается. Без стука. Я не люблю, когда ко мне стучат. Точно так же, как не люблю телефонных звонков. Входит Гомер, мой начальник. Я называю его так про себя из-за его дурацкой привычки без конца цитировать статьи из учебника по античной истории. Гомер всего на пять лет старше меня. Он быстро продвинулся по работе: во-первых, из-за трусости и, во-вторых, благодаря природной способности дословно запоминать всякое дерьмо. Гомер помнит имена всех римских императоров, фамилии русских революционеров-террористов, предисловия к романам Набокова и всевозможные рецензии на киноэпопею о монстре, пожирающем людей в межгалактических кораблях.
– Что пишем? – Гомер быстро приближается к моему столу и, изогнувшись, заглядывает в отчет. Потом, нисколько не смущаясь, внимательно изучает, в какую глухомань интернета меня занесло эти утром. – Отчет? Двенадцать репортажей? Да ты с ума сошел!
– У меня творческий кризис.
– Сократим премию.
– Лучше сократи месячные нормы.
– Я их не устанавливал.
Я вздыхаю. Горячий и душный воздух вызывает першение в бронхах. Гомер самый занудный тип на радио. Он пришел вовсе не для того, чтобы обсудить со мной информационную политику нашей радиостанции или поговорить о производственной дисциплине. По правде говоря, я до сих пор не знаю, зачем он приходит в мой кабинет трижды в день. Он считает меня единственным человеком здесь, который хоть как-то разделяет его надуманные интересы. Гомер почти готов предложить мне дружбу, если бы не трусость, о которой я уже говорил. Приятельские отношения с подчиненными нарушают корпоративную этику. В провинции любят заботиться о выполнении всевозможных правил. Гомер позволяет себе расслабиться, лишь когда мы остаемся с ним наедине. И еще – я единственный, кому он разрешает стрелять у себя сигареты. Надо думать, это знак большого доверия.