22. Откровенность, вышедшая из берегов 2
— А дальше к нам заявился сам президент правления крупнейшего холдинга, осуществляющего деятельность в оборонной отрасли. Феррат Чалык является одним из самых влиятельных людей страны, но при этом этот человек предпочитает оставаться в тени. Его визит был слегка неожиданным для всех нас.
— Почему?
— Потому что он пришёл за Мерьям. Его сыну Рифату нужна была жена. Из всех прочих юных дев он выделял только Мерьям. Больше его никто не заинтересовал в нашем городе. Каплан не мог отказать. Он посчитал этот союз выгодным. В первую очередь, для себя, а отказ такой непростой семье существенно подмочил бы его на тот момент незапятнанную репутацию. Я был категорически против этой свадьбы. В этот же день заявился к старейшине и сознался ему в том, что испытываю к Мерьям отнюдь не родственные чувства, — Эмир туго сглатывает, устремив глаза в небеса. — Я очень боялся за неё, поскольку мы с ней зашли слишком далеко. Мы ведь думали, нас ждёт общее будущее, а из общего у нас могло остаться лишь прошлое. Мерьям не была чиста. Её ожидал позор, а в последствии изгнание из семьи, но этого не случилось. Либо Рифат закрыл глаза на то, что она не была невинной, чтобы уберечь репутацию своей семьи, либо он не понял этого. В общем, Мерьям стала женой и вскоре родила ему сына, а я был пущен по ветру, как прах прошлого. Я стал лишь воспоминанием.
— Но ты же вернулся за ней?
— Вернулся. Я жил идеей вернуть её себе. Я приехал в Стамбул, никого не оповещая. Выследил Мерьям и просто предложил ей отправиться со мной в Штаты, не надеясь даже на то, что она согласится. Но она согласилась, к большому сожалению. Не раздумывая, согласилась. Она решила бросить и сына, и мужа, чтобы быть со мной, как мы когда-то мечтали. Как только наступила ночь, мы снова встретились. У неё не было с собой практически ничего, только паспорт и огромный багаж любви и теплоты ко мне. Моя душа вновь расцвела! — Эмир снимает со спинки скамьи засохший венок, с улыбкой смотрит на него, вертя в своих руках. — Ты просто не представляешь себе, как я был счастлив в тот момент. Но счастье продлилось недолго. Нам дали жалких полчаса, чтобы насладиться друг другом, а потом настал час расплаты.
Дыхание его перехватывает на каждом произнесённом слове. Сколько труда ему составляет говорить то, о чём привык молчать. Я касаюсь его руки, держащую венок, и с силой сжимаю, мечтая таким простым жестом наделить его своей силой.
— Эмир, если не желаешь рассказывать, то промолчи. Я понимаю, как тебе сейчас больно это вспоминать.