— Знаю, — сказал я. — Постараюсь писать хорошо.
— Я горжусь тобой и хочу гордиться и дальше, — сказал Джози. — Давай добудем марлина невиданной величины, взвесим его, порубим и раздадим знакомой бедноте — и ни куска полицейским с дубинами.
— Так тому и быть.
Тут одна девушка помахала нам издали. В баре было нелюдно. Собственно, кроме нас — никого.
— Скажем «нет», — сказал Джози.
— Скажем «нет», — повторил я ритуальную фразу.
— Константе, — позвал Джози, — Эрнесто нужен официант. Мы возьмём два больших бифштекса с кровью.
Константе улыбнулся и поманил официанта пальцем.
Когда мы проходили мимо девушек к столу, одна протянула руку, и я её пожал и сурово шепнул по-испански:
— Скажем «нет».
— Иисусе, — сказала другая девушка. — Ударились в политику, и это в такой-то год.
Обе округлили глаза и немного испугались.
Утром, едва меня разбудил свет встающего за заливом солнца, я сел за короткий рассказ, который, я надеялся, Джози понравится. В нём были «Анита», прибрежные кварталы и пережитое вместе, и я попытался передать ощущение моря, всего того, что мы видели, слышали и чувствовали каждый день. Я работал над этим рассказом каждое утро, потом мы рыбачили, и улов был хорош. Я не давал себе поблажек и удил рыбу стоя, а не сидя в кресле. А большая рыба всё не клевала.
Раз мы увидели одну, она тянула промысловую лодку, лодка черпала носом, а марлин прыгал и расплескивал воду, как моторка. Тот сорвался. Другой раз, на другой день, при шквале с ливнем четверо пытались втащить крупного тёмно-фиолетового марлина на баркас. Этот потянул выпотрошенным на пятьсот фунтов, и я видел нарезанные из него огромные куски на мраморной доске на старом базаре.
Затем, солнечным днём, в мощном тёмном течении, прозрачном настолько, что просматривались рыбьи стаи в устье залива на глубине десяти саженей, почти сразу за Морро у нас клюнула первая большая рыба. Выносных держателей удилищ в то время не было, и я как раз забрасывал лёгкую снасть, надеясь поймать королевского горбыля. Марлин вынырнул со всплеском, его нос походил на подпиленный бильярдный кий. Голова казалась огромной, а сама рыба едва не шире ялика. Затем она рванула мимо нас. Леска резала воду вдоль лодки, и катушка разматывалась так быстро, что нагрелась. На катушке было четыреста ярдов пятнадцатижильной бечевы, и когда я добрался до носа, половину как слизнуло.
На нос я перебрался, хватаясь за поручни, которыми оснастили рубку. Эти броски по носовой палубе к форштевню, где можно упереться ногами, я отрабатывал. Но то ли дело, когда рыба летит мимо тебя, точно скорый поезд мимо полустанка, одна рука занята удилищем, оно гнётся и взбрыкивает, а другой рукой и обеими босыми ногами ты пытаешься тормозить…