— У Донована пил один человек, капитан тайной полиции, так он сказал. Сказал, что ему нравится моё лицо и что ради меня он убьёт любого в баре. Я попробовал его унять. Но он сказал, что я ему нравлюсь и что он хочет убить кого-нибудь в доказательство. Он был из тех особых полицейских Мачадо. Тех, с дубинками.
— Знаю таких.
— Надо думать, кэп. В любом случае, я рад, что тебя там не было.
— Что он натворил?
— Он всё повторял, что хочет кого-нибудь убить и тем показать, насколько я ему нравлюсь, а я говорил, не надо, просто выпей и забудь. Он подостынет, а потом опять заведёт: хочу кого-нибудь убить.
— Славный малый, должно быть.
— Дрянь человек, кэп. Я попробовал рассказать ему о нашей рыбе, отвлечь от убийств. Но он сказал: «Срал я на твою рыбу. Не было у вас никакой рыбы. Понял?» И я сказал: «Ладно, срать на рыбу. Поладим на том, что мы оба идём по домам — ты и я». «Чёрта с два!», говорит он. «Я хочу убить кого-нибудь ради тебя, и срать на рыбу. Не было никакой рыбы. Усвоил?» Тогда я пожелал ему доброй ночи, заплатил Доновану, а этот полицейский смахивает деньги на пол и наступает на них. «Чёрта с два ты идёшь домой», говорит. «Ты мой друг, и ты остаёшься». И я пожелал ему доброй ночи и сказал Доновану: «Прости, твои деньги на полу, Донован». Я не знал, что будет делать полицейский, и мне было всё равно. Я хотел домой. И только я пошёл, как этот полицейский выхватывает пистолет и избивает им беднягу галисийца, который пил пиво и за весь вечер рта не раскрыл. Никто не вступился. Даже я. Мне стыдно, кэп.
— Теперь недолго осталось, — сказал я.
— Знаю. Сколько можно уже. Но что не даёт мне покоя сильнее всего… Лицо моё ему нравится, глянь ты! Что у меня за лицо такое, кэп, если подобный тип заявляет, будто оно ему нравится?
Лицо Джози очень нравилось и мне. Больше, чем лица едва не всех остальных знакомых. Понял я это далеко не сразу: лепили его не для того, чтобы оно покоряло с первого взгляда. Его вылепило море, бары, карточные игры и рисковые предприятия, задуманные и исполненные с холодным и точным расчётом. Ничто в этом лице не было красивым, кроме глаз, а их голубой цвет — ярче и оттенка более странного, чем цвет Средиземного моря в самый ясный и яркий день. Чудо что за глаза, а лицо, совсем не красивое, сейчас будто обтягивала дублёная кожа, вся в волдырях.
— У тебя хорошее лицо, кэп, — сказал я. — Наверно, единственное в плюс тому сукину сыну — что он это разглядел.
— Буду обходить забегаловки десятой дорогой, пока не утрясётся, — решил Джози. — Посидеть на площади, с женским оркестром и девушкой, которая поёт, там было чудесно. Скажи начистоту, как ты, кэп?