– Лампу неси. Что стала. Все неси. И свечи.
Старуха скрипела, как несмазанная телега, Пелагея уж давно забыла, какой у нее голос, когда она не ругается. Выхватив у нее лампу, она посветила на Алексея, крякнула.
– Упокойник, небось. Чего звала, дура?
Но, увидев, что Алеша пошевелился, махнула рукой, что бы поставили свечи, толкнула ногой корзину к кровати и резко захлопнула дверь прямо перед носом у баб. Потом снова приоткрыла.
– Воды принесите, овцы. Быстро. Горячей.
Хорошо, у Пелагеи в печи чугунок с водой стоял – всегда держала, мало ли чего надо – дите ведь малое. А тут с вечера кашу томить поставила – печка горячая. Отнесла чугунок, краем глаза увидела, что Алексей лежит голый на топчане, рана зияет ямой, а старуха склонилась над ним гриф над добычей – спина острая, горбатая, страх…
Всю ночь в кладовке сидела старуха. Они с Шанитой прикорнули в горнице – Пелагея на диване, цыганка прямо на полу, на половичке, бросив подушку с их с Иваном кровати. Уже светало, Пелагее надо было гнать корову в стадо через часок, поэтому она встала, накинула шаль и вышла на двор. В голове гудело колоколом, глаза не смотрели, а делать нечего. И хлеб надо было ставить, и коровка ждать не может. Постояла под вишней, подышала, вернулась в дом. И тут, как раз дверь кладовки распахнулась, старуха выползла гадюкой, бросила в угол окровавленные тряпки.
– Живой. К вечеру не помрет, очунеется. Яиц мне принесешь с десяток и курицу. Да забей и ощипи. А мужу скажешь, чтоб за реку его в ночь отвез, там табор наш стоит. Возьмут, я весточку брошу, а то его тут… Ваши, оглоеды красные.
Старуха поплелась к выходу, тяжело, еле – еле, вроде и не неслась ночью, как молодая. Опухшая Шанита кивнула Пелагее головой, подхватила корзину и пошла следом. Вдруг цыганка обернулась и ткнула Полю крючковатым пальцем.
– Молока ему дашь. С погребу. Холодного. Не вздумай теплого налить, нельзя. Больше седни ничего. В таборе сами все сделают. Да, молчи, дура. Не ляпни соседям чего. Пхагэл тут дэвэл*
Они ушли и в доме снова воцарилась мертвая тишина, только сопела дочка в своей кроватке.
Когда Пелагея, сделав необходимое, со страхом вошла в кладовку, Алексей спал. Он уже не выглядел мертвецом, щеки чуть порозовели, губы тоже стали живыми, не вваленными. Пелагея не стала его будить, поставила стакан холодного молока и тихонько вышла.
* чтоб тебя собака вы…. (неприличное ругательство)
* Сломай тебя Бог