— Вы просто не знаете мою маму, - оглядывается через плечо, усмехается. – Но речь сейчас не об этом. Платье есть?
— Вечернего нет, но...
— Тогда надо купить.
— Роман Андре...
— Это не обсуждается. После переговоров мне нужно будет переключиться. Шопинг отлично приводит мысли в порядок, особенно, когда ты просто сидишь и киваешь головой.
— Вы опять заставляете меня чувствовать себя не в своей тарелке, смущаете.
— Правда? Я вас смущаю? – мужчина резко оборачивается и вдруг оказывается рядом. Я врезаюсь прямо в него, выставив руки вперед.
Моим ладонями горячо, под ними часто бьется его сердце. Я не знаю, о чем он думает, а я вот вновь мечтаю об поцелуе, потому что его губы рядом, его дыхание смешивается с моим дыханием. Мы слишком близко друг к другу. Зайди кто сейчас в номер без предупреждения, не поверит, что между нами нет никаких отношений. Слишком мы пристально смотрим друг другу в глаза. Слишком все напряжено, словно на острие ножа. Слишком сильно я жажду получить ласку от него.
— Нам, наверное, пора, - голос Романа Андреевича не привычно глухо звучит, застегивает расстегнутую пуговицу на рубашке. Я не знаю, что движет мной, но мы одновременно хватаемся за галстук, замираем, как воры во время ограбления.
— Позвольте мне его вам завязать, - у меня дрожат руки, дрожат колени, дрожит все внутри. Роман Андреевич несколько секунд колеблется, опускает руку, встает напротив меня. Я закидываю галстук ему на шею. Смотрю только на воротник рубашки. Когда-то ради интереса я научилась завязывать разные узлы, не думала, что этот навык мне пригодится.
С головой окунаюсь в знакомый запах мяты и морского бриза. Я сознательно задеваю пальцами кожу на его подбородке. Осмеливаюсь взглянуть на губы и смотреть на них дольше, чем положено. Я не спешу отходить, когда ровно поправляю галстук. Роман Андреевич тоже не шевелится. Смотрит в упор без шанса прочесть мысли, не мигает.
Время в номере перестает двигаться. Не важно, что происходит за окном, за дверью, главное то, что зарождается здесь и сейчас между нами. Я вспоминаю Регину, ее храбрость в том, что она призналась отцу в своих чувствах к взрослому мужчине. Может потом сто раз пожалею о своем порыве. Может меня уволят прямо здесь и сейчас, но я поддаюсь порыву, возможно, потом буду жалеть.
Приподнимаюсь на носочках, зажмурив глаза, прижимаюсь сухими губами к сомкнутым губам Романа Андреевича. Порыв, который решит сейчас для меня все.