— Вам нравится это платье? Там есть ещё чёрное, оно божественно. Я никак не могла выбрать.
Алек перевёл взгляд на чехол, висящих прямо на распахнутой двери спальни, в нём угадывался мягкий ворс чёрного бархата. Явно роскошная вещь, Алессандро хотел видеть её и в нём. И обнажённой тоже.
— Мне очень нравится, Изабелла, — Алек выдавил из себя улыбку, но с каждым глотком крепкого она становилась всё естественней, шла от души, чьи крепкие оковы алкоголь на время расслаблял.
— Зачем вы спасли меня? Почему не послали к чёрту? — она шла к нему, шагая словно по струне, носочек тянулся за пяткой, пятка за носком, осторожно, словно крадущаяся львица. — Я нравлюсь вам?
Она остановилась ровно между его небрежно разведённых коленей, наклонилась к нему, опираясь на спинку дивана. От неё едва уловимо пахло вином и пудрой, её глаза были тёмными и бездонными. Вместо ответа Алек потянулся к её лицу, обвёл его овал кончиками пальцем, спустился к шее, дотронулся до груди обтянутой в тесный шёлк. Всё внутри его горело и грохотало, низ живота словно придавило бетонной плитой, когда она ответила на его прикосновение, дотронувшись пальцем до его губ.
Изабелла поставила колено между его ног, и наверняка ощутила, как сильно ему нравится. Её руки вспорхнули и принялись за пуговицы на его рубашке.
— Что вы хотите, Алессандро? Как вы хотите? — мурлыкала она, лаская кожу его груди нежными, щекочущими касаниями.
Алек перехватил её руки, заставив Изабеллу почти упасть на него.
— Если ты вздумала меня так благодарить, тогда я точно пошлю тебя к чёрту.
На мгновение в её глазах, таких теперь близких, мелькнул страх. Она играла роль, и теперь отчаянно пыталась вернуть сброшенную маску на место.
— Между нами что-то большее, правда?
Алек не ответил, лишь крепче сжал её запястья, невозможно тонкие, словно из стекла, а после переместил хватку выше, под локти. Он выпрямился, заставив Изабеллу изогнуться в неудобной позе. Так, чтобы ей неудобно было притворяться. Алек был честен сам с собой — он испытывал к ней нечто большее, чем безумное влечение тела. Он хотел её всю: её душу, разум, её голос, её музыку…
— Я хочу вас. Хамфри я никогда не хотела, а вас… До помутнения рассудка.
Он поймал её. Наконец-то. Ту испуганную лань, которую едва не сбил на дороге, ту открытую, честную женщину, которая отчаянно нуждалась в помощи и так же отчаянно её отвергала, думая, что страданиями искупает свои грехи. Она смотрела на него — та женщина в платье цвета шампанского, которая яростно била себя в грудь, называя шлюхой. Шлюхой среди таких же шлюх, бездарно играющих в благородство, и оттого кажущейся почти святой. Алек хотел её именно такой.