На секунду музыка стихает… и моё сердце словно перестаёт биться… но тут же взрывается мощью ударов, когда в слепую темноту, словно плачь появившегося на свет младенца, врываются новые аккорды. Они совсем другие: громкие, рваные, они полны ярости и страсти. Музыка похожа на сумасшествие. Кровавую войну. Безумство нот.
Она похожа на секс.
Агрессивный фортиссимо сменяется покорным пиано; они душат друг друга, вступают в схватку. Они рвут друг друга на части и воссоздают друг друга заново, взрываясь мощью единовременного экстаза.
Эта музыка тоже полна боли, но совсем иной.
Эта боль — сладкая.
Я раскрываю глаза, но звуки не исчезают, наоборот — становятся яростнее и громче. В комнате темно, и кажется, что проказница-ночь наслаждается вместе со мной.
Это не сон. Это рояль. Огромный чёрный рояль, покрытый толстым слоем пыли. Там, внизу, в разгромленной гостиной.
Пальцы Кая не только виртуозно ласкают женщин, но и подчиняют себе музыку.
Я представляю, как он сидит сейчас там один, в полной темноте и, закрыв глаза, укрощает строптивые клавиши. Я вижу его сосредоточенное лицо, подрагивающие ресницы и плотно сжатые губы.
Я чувствую то же самое, что чувствует сейчас он — мы взрываемся одинаково.
— Пожалуйста, хватит… — шепчу в пустоту.
Звуки выворачивают меня наизнанку, провоцируют, издеваются надо мной, глумливо посмеиваясь над тем, как я позволяю себе фантазировать о руках Кая. Как я позволяю себе их желать.
— Не надо…
Яростный крещендо протестует, запрещая мне даже думать о подобном. Обманчивый al niente туманит разум. Эта ночь, блики луны и осознание того, как я ненормальна, раз даже просто допускаю подобные фантазии.
Он безумен! Безумен!!! Разве этот наручник не лучшее тому подтверждение?
Но губы помнят жар его губ, моё тело помнит тяжесть его тела…
— Прошу тебя, хватит… — беззвучно плачу, закрыв уши руками. Эта музыка столь прекрасна, как и уродлива. Она вытаскивает из меня меня. Он вытаскивает. Я не хочу больше! Не хочу это слушать!
Словно прочитав мои мысли, мелодия резко замолкает. Как будто кто-то надавил на рубильник. Раз! — и нет больше чарующих звуков, только звенящая тишина. Такая пугающе-ненатуральная. Могильная.
Откидываюсь на подушку и с колотящимся сердцем смотрю на мелькающую на потолке тень пляшущих от порыва ветра деревьев.
Почему на дворе ночь? Сколько сейчас времени?
Я не помню, как заснула сегодня днём, не знаю, сколько проспала, но на углу дубового трельяжа замечаю силуэт уже знакомого серебряного подноса. Мой ужин. Он приходил, а я не слышала. Как можно так крепко спать? Как я вообще могу спать, когда творится