Шить меня научила еще матушка, и она всегда повторяла за отцом, что женщинам нашего сословия недостойно сидеть без дела. Мы, вары, волчья кровь, и есть главная сила империи. В отличие от тонов, происходящих из драконьей крови, и простых людей, не обладающих приставкой к имени.
– Так куда ты торопишься, девонька? – продолжала расспрашивать меня сестра Ноцца.
– Так маскарад же… Надо успеть все закончить… И платье… Мне же не прислали платье, надо его сдалть самой, – я вздохнула, силясь не расстроиться еще больше. – Иначе я не попаду и не увижу его…
– Его?
Я уже почти назвала имя Валлара Танна, как резкий голос позвал из коридора:
– Джойана! Ты здесь?!
– Мне и правда надо идти, сестра Ноцца.
Старая монахиня отпустила наконец рукав моей формы, и я выскочила за дверь.
Но все еще продолжала слышать ее голос, высокий и сильный, совсем не характерный для такого пожилого возраста.
– Влюбилась наша Джой… Вот я тоже как-то влюбилась… Эх-х-х…
К вечеру я уже еле шевелила руками от ломоты в плечах, но все же закончила вышивку на последнем заказе. Через мои руки прошла подгонка около трети нарядов на маскарад.
А мне еще следовало позаботиться о собственном.
И это не считая обязательного посещения занятий! Их же никто не отменял, и наставницы по-прежнему требовали непременного исполнения заданий, пусть даже до выпускного и маскарада осталось всего ничего.
***
– Нет, юная леди, нет, нет и нет! Вы не можете покинуть стены обители! – привратница едва ли не закрыла собой створки ворот пансионата, когда я попыталась выйти наружу.
До заката оставалось еще пару часов, и я вполне успевала сбегать в лежащую внизу деревню и приобрести тот самый отрез желтого шелка, который присмотрела для себя.
– Но мне очень нужно, сестра Дорима, – самым умоляющим тоном попросила я привратницу. – Это для маскарада… Я не могу пропустить его! Просто не могу!
Наверное, что-то в моих словах тронуло эту женщину, и она чуть отодвинулась с прохода.
– Если не надолго. И ты вернешься до заката. Ведь вернешься? – уточнила она.
– Да, да, конечно! – согласилась я не раздумывая.
– И если заглянешь к аптекарю за мятными пастилками…
Сестра Дарима была сладкоежкой, а достать лакомство ей удавалось нечасто, ведь монахини блюли строгий кодекс. И ограничения в пище были обязательными атрибутами для духовного служения.
– Да, конечно! Я куплю пастилок! – пообещала я, уже выскальзывая через едва приоткрытые ворота обители.
– До заката, запомни! – донеслось мне вслед.
Я только успевала считать ступеньки вниз: три-пять-восемь-двенадцать, поворот, три-пять-восемь -двенадцать, поворот… и так три сотни вниз. Затем пятьсот шагов по прямой и наконец перед мной лавка портнихи и торговки тканями.