А ведь я могу смастерить себе маскарадный костюм прямо из ничего. Маска у меня есть, а в сушильном шкафу нашелся серо-голубой монастырский балахон, из тех, что носят послушницы и монахини. С глубоким капюшоном.
Я отпорола яркое кружево с черного бархата маски, затем стянула промокшую форму и уже раздумывала, надевать ли нижнее платье под балахон, как от окна донеслись мужские голоса.
– Она должна быть здесь, – утверждал громкий, чуть пьяный, надтреснутый бас. Незнакомый.
– А может не стоит? Нас ведь накажут, если что-то пойдет не так… – отвечал ему высокий трусливый тенор. Наверняка его обладатель еще и по комплекции задохлик. И тоже незнакомый.
– Не важно. Если все пройдет как надо, то у нее не будет выбора. Или замужество, или позор на весь свет. А у моего отца еще сыновья есть, и если я не сделаю этого, он отправит меня сюда же. Уже учителем-монахом.
Я замерла без движения. Голоса приближались к прачечной, и вскоре скрипнула входная дверь со стороны двора, а приближающиеся парни – тут не было никаких сомнений – завернули в коридор, ведущий сюда.
– Так, вы двое держите ее, а я... ну, сами понимаете. И не дай вам боги проболтаться хоть кому-то. Голову оторву! Эта сучка вар Зения должна выйти за меня. Иначе мой папаша с ума сойдет, если баронство...
“Сучка вар Зения” – это они про меня. И что они собрались делать, я тоже примерно догадываюсь. Замуж принудительно выходят или по приказу отца, или если поймали с поличным. А этот незнакомец еще и свидетелей притащил, и явно не для того, чтобы выслушать мой отказ.
Я подхватила балахон, сунула свои тряпки и погибшее платье в тазик, а тазик – в сушильный шкаф, и выскользнула в другую дверь. Ту, что вела во внутренние помещения монастыря.
И едва успела прикрыть ее за собой, как входная дверь распахнулась от пинка.
Валлар Танн опустил лоб на пальцы и слегка помассировал виски.
Сегодняшний день определенно войдет в список самых отвратных дней в его жизни.
Начался день с ноющих причитаний какой-то девчонки. Причем причитания эти разносились по двору достаточно далеко от того крыла, где он остановился. Девчонка скулила, что ее любимый плащ потерялся, и как же она поедет домой без него.
Великие Боги, и зачем он только потащился в женский монастырь! Знал ведь, что тут будет.
Но.
Надо было повидать мать. Ту единственную, которая не может и не захочет предать. Единственную, которая принимает и любит его таким какой он есть, а не его придворные титулы, богатство или должности. Или доступ к императорской семье. Хотя последнее – вовсе не бонус.