Ермолов увидел меня, окинув строгим взором. Молчаливо оглядел с ног до головы, слушая человека на другом конце провода. Несколько мгновений спустя отвел взгляд, нокаутировав меня в зону тотального игнорирования.
Я с трудом сглотнула и попятилась от двери, направляясь дальше по коридору в сторону кухни. Тревожно вздохнула, попытавшись освободиться от оков чувства отверженности, которое назойливо пробивалось в мое сердце и разум.
Я постаралась не думать ни о Германе, ни о совместно проведенной ночи…
С силой впилась зубами в нижнюю губу.
Он пришел ко мне.
Он пришел в мою спальню. Разбудил меня. Соблазнил.
На какое-то время я поверила в то, что рядом со мной Герман искал утешения и успокоения.
В голове проносилось так много сценариев, и все, за исключением последнего, были ошибочными.
Он пришел, чтобы снять стресс.
Он пришел, чтобы забыться, занимаясь со мной сексом.
Он пришел, чтобы вскоре уйти.
Мой босс.
Герман — мой босс.
Я приказывала себе не забывать об этом.
Снова и снова. Бесконечно, черт подери.
Но как же это сложно.
Я спешно готовила кофе с утренней закуской.
Герман, если так уж случалось, что он просыпался раньше меня, не тратил время на то, чтобы на скорую руку сделать себе бутерброд. Нарочито дожидался моего пробуждения и только потом садился завтракать. И сейчас я торопливо металась от холодильника к плите и обратно, чтобы отнести Ермолову в кабинет тарелку с омлетом, однако мужчина уже топтался у кухонного островка.
— Завтрак будет готов к восьми, да?
— Д-да, — пробормотала я.
Герман опустил взгляд на часы «Ролекс» на своем запястье, а затем вновь посмотрел на меня.
— Уже одиннадцатый час, — отрезал, глядя так, словно я была полной идиоткой, не имеющей представления о том, как устроен циферблат.
Раздражение, которое я ощутила недавно, стоя за дверью его кабинета, забурлило во мне с новой силой. Сейчас был тот самый момент, когда необходимость высказаться адски давила на грудную клетку и терпеть это чувство дальше стало невозможно.
— Простите, Герман Давидович. Я целую неделю живу в вашем доме одна. Я понятия не имела, где вы и когда вернетесь домой. Я находилась в абсолютном неведении. Так что простите меня за то, что я не подала ваш завтрак в восемь утра, — процедила с нескрываемым упреком в голосе, сжав кулаки.
Холодный взгляд брюнета был направлен прямо на меня. Должно быть, он мало кому, или вообще никому, не позволял разговаривать с собой в подобном дерзком тоне. И, несмотря на моментально появившийся страх из-за каждого пассивно-агрессивного слова, слетевшего с моих губ, я не пожалела о честности.