Оскари закладывает ружья в багажник. Для каждого ружья свой чехол. На боку самого потрепанного вышито «О». Как вчера объяснял Оскари — это у него счастливый чехол, с ним он никогда обратно пустой не возвращался. Вроде бы как амулет.
Машина снова рычит, а мы с Оксаной оказываемся на задних местах. Как в кинотеатре — места для поцелуев. Юрий поворачивается к нам и пытается что-то говорить, но Оскари вскоре сворачивает с асфальта на проселочную дорогу. Машина то и дело подпрыгивает на ухабах, и я с небольшим удовлетворением наблюдаю, как начальник логистики то и дело бьется щекой о подголовник.
И это не один момент для радости. Вы не поверите, но на моей тыльной стороне ладони расположилась теплая ладошка Оксаны. Сама она отвернулась к окну, словно наслаждается видами сказочного леса. Наши руки не видны за пакетом с бутербродами. Если бы только Юрий знал об этом!
Никаких поглаживаний, никакого пощипывания, никаких царапаний. Теплая ладошка накрывает мою руку и всё. ВСЁ! Это для меня почти как полет во сне, как редкие секунды победы в соревновании, когда к финишу идешь после трудных тренировок и упорной подготовки. Эти мгновения счастья, это полуобморочное состояние, когда дыхание перехватывает, и на переносице скапливаются тяжелые капли пота. Ни с чем несравнимые ощущения. Кто любил, тот должен меня понять.
— Мы скоро приетем, — говорит Оскари. — Так что котовьтесь к тесантированию.
— Оскари, вот ты вроде бы давно в России живешь. Неужели так трудно избавиться от акцента? — спрашивает Юрий.
— А зачем? Человек толшен пыть тем, кто он есть на самом теле, а не пытаться потстроиться пот чушое мнение. Мне в этом отношении нравится Порис, он порашает своей искренностью и открытостью. Тавно я не встречал таких лютей, — подмигивает в зеркало заднего вида Оскари.
Но не от его подмигивания у меня закружилась голова, не от злого взгляда Юрия на душе запели соловьи — на моей руке сжалась ладошка Оксаны. Сжалась и погладила. Нежно-нежно. Так в детстве меня гладила мама, когда я делал что-нибудь хорошее и полезное. Нет, даже нежнее. Как женщина может погладить любимого мужчину… Или я опять всё себе придумываю?
Машина останавливается в глухом перелеске. Дорога уходит дальше, но, судя по состоянию колеи, по ней дней пять уже не ездили. Снежный покров просто умоляет, чтобы по нему прошлись и оставили стежку следов. Он кричит о том, что не должно быть в несовершенном мире такой ровной и чистой поверхности, что он смущается быть столь великолепным и требует хотя бы маленький изъян.
Оскари снимает с верхнего багажника закрепленные лыжи. Не те тонкие, коньковые лыжи, на которых бегают по накатанной лыжне, а широкие, охотничьи, больше похожие на вытянутые снегоступы. Я же не удержался и пошел притаптывать небольшую площадку — заметил, что у Оскари в багажнике находятся вязанка дров и плоский широкий пакет. В таких картонных пакетах хранят одноразовые мангалы. А если есть мангал и дрова, то вряд ли обойдемся без костерка и охотничьих историй.