Его теплое дыхание на фоне холода ледяного зала показалось обжигающим, но Лизу таким было не пронять:
— Хоккеист значит, — чуть отклонившись, насмешливо протянула она. — Что ж, это многое объясняет.
— Рад, что ты оценила мои таланты.
Ответить, что на самом деле она «оценила» рыжая не успела: рядом с ними остановились раскрасневшиеся Денис и Наташка:
— Вы чего здесь застряли?
Зайцева с раздражением уставилась на парочку у бортика: всё шло совершенно не по плану. Вместо того чтобы зачарованно ловить каждое её слово, опасный красавчик не отлипал от заучки-сокурсницы. Это бесило. Но хуже абсурдной ревности были сомнения в собственной привлекательности! Подумать только, она сравнивала себя с Кузнецовой!
— Давайте, что ли, в пятнашки сыграем, — отчаявшись, предложила девушка.
— Натах, тебе что, детство в голову ударило? Какие на фиг пятнашки? — неожиданно возмутился молчавший до этого Денис. По правде говоря, он терпел всю эту муть с киношками и коньками, только с одной лишь целью: затащить Зайцеву в постель. И пятнашки были перебором.
— Не обижайся, Наташ, но идея и правда так себе, — тут же поддакнула Лизка, желая хоть в такой малости отыграться за едкие подколки Зайцевой. Однако она недооценила соперницу:
— Ну что ты, Лизон, какие обиды? Я ведь и вправду не учла, что катаешься ты так себе, — с намеком произнесла та. — Может, тебе лучше зверушку взять? — «участливо» предложила Зайцева и указала в сторону тренажеров для детей в виде пингвинов. — А мы пока с парнями погоняем.
Кузнецова открыла было рот, намереваясь послать эту великодушную советчицу к тем самым пингвинам, но быстро сникла. Еще не хватало при Денисе выставить себя грубиянкой.
— Погонять можно, — поспешно согласился Морыгин, его порядком утомил этот бессмысленный разговор. — Ты как, Димыч? Разомнемся?
— Сорри, Ден, но я походу сегодня работаю зверушкой, — парень кивком указал на Кузнецову и, пока та не успела ничего сообразить, крепко ухватил девушку за руки и потащил в центр катка.
Говорят, перед смертью человек видит всю прошедшую жизнь. Однако, то ли Лизка не заслужила светлых воспоминай, что по идее обязаны облегчить трагический момент, то ли это всё было чушью, но ничего, кроме лица Чуда-юда у нее увидеть не получалось.
И трагический момент его ухмыляющаяся физиономия нисколько не облегчала.
Они мчались с такой скоростью, что Кузнецова чувствовала — конец близок. Вокруг мелькали силуэты людей, в ушах стояла какофония из обрывков разговоров и веселой песенки, что вопила на весь каток, а размалеванный, как ни в чем не бывало, ехал спиной к потоку катающихся и опять улыбался.