А ведь он простит…
К сожалению, иногда любовь прощает даже то, что не стоит извинять.
— А ты изменился, — ворвался в его воспоминания звонкий голос Милы. — Но мне так даже больше нравится.
— Не могу сказать то же самое о тебе, — холодно отозвался Серебров.
От недавней сентиментальности не осталось и следа. Её вытеснили знакомые гнев и негодование. Прошло уже два месяца с той проклятой ночи, когда Милана вновь ворвалась в его жизнь, и перекроила ту под себя. Однако Стас до теперь воспринимал эпопею с женитьбой, как затянувшеюся неудачную шутку.
— Ты так и не научился врать, Ста-ася. Признай, ты по-прежнему влюблен в меня, — лучезарно улыбнулась девушка и послала ему воздушный поцелуй.
Серебров в ответ на эту чрезмерную самоуверенность лишь рассмеялся. И смех у него был издевательский и желчный, как и слова, которые он сказал после:
— Какая милая Мила. Детка, ты даже не допускаешь мысль, что я могу любить другую? Так вот: я люблю другую. Ты мне и на фиг не нужна, невестушка.
— Но я люблю тебя, — искренне поделилась Мила, заставив его на миг растеряться. Однако парень не спешил обманываться: она всегда подкупала его подобной ерундой — детским невинным взглядом и долбанной беззащитностью. Хотя кого-кого, а Милану Лукьянову беззащитной считать никак нельзя. Как и невинной. Перед глазами, будто в подтверждение, вновь пронеслись сцены из прошлого. Но Стас не позволил давней обиде выплеснуться наружу. Вместо этого, он, сдержанно попросил:
— Кончай разыгрывать представление, Милана. Мы с тобой взрослые люди. И ты не можешь заставлять меня жениться на себе. Это ненормально.
— И как же зовут ту, которую ты якобы любишь? — будто не слыша его, спокойно спроса Мила, продолжая методично наносить мазки на холст.
— Катя, — не подумав, ляпнул Серебров, и сам удивился сказанному.
— Катя и Стас, — задумчиво протянула Лукьянова. — Нет, Милана и Стас определенно звучит лучше. Забудь о ней, — в звонком девичьем голосе проскользнули стальные нотки.
— Забудь о ней?! — окончательно растеряв хладнокровие, взревел парень и спрыгнул с высокого табурета. — У тебя кукушка от наркоты окончательно поехала? Я не твоя игрушка, Мила. Я, мать твою, живой человек!
— А я твоя беременная невеста! Еще раз повисишь голос, и тебя выставят вон, милый.
— Да я с удовольствием уйду и сам, — кипя от ярости, сквозь зубы процедил Стас, направляясь к двери. — И оставь эту байку про ребенка и непорочное зачатие для своего папаши. Бесишь.
— Это мальчик. У нас будет сын, Стас! — донеслось ему в спину, и Серебров, дрогнув, остановился. Неожиданно он понял, что это всерьез. Что она никогда его не отпустит.