Кирилл посмотрел ей через плечо. Ехидная улыбка медленно начала стираться с его лица.
― Привет, мама, ― кашлянув, поздоровался он.
Со скрипом трущейся об кафель подошвы Матвеева резво развернулась на сто восемьдесят градусов.
― Здрасти, ― смутилась она, стыдливо сдвигая шляпку-котелок в стиле а-ля Чарли Чаплин (приобретённой, к слову, вчера) как можно ниже на глаза.
― Здравствуйте, здравствуйте, детки, ― покачала головой невысокая женщина в возрасте с короткой стрижкой до плеч и весьма пышными формами, которые, впрочем, нисколько её не портили. Даже с излишней полнотой строгое платье красиво сидело на неидеальной фигуре. ― Кирилл, ты принёс творог и сигареты?
Сын потряс пузатым пакетом.
― Да, сразу блок. Ещё сока, фруктов, воды, полотенце, мыло, шампунь, пену для бриться и так… по мелочи.
― Он здесь на несколько дней, а не переехал жить.
― Знаю. Но это так, на всякий случай. Вдруг пригодится.
― Пойдём. Он тебя уже заждался. Вернее, очередную дозу никотина.
Ульяна тихонько хмыкнула. Яблоко от яблоньки.
― Прости. Пришлось задержаться, ― многозначительно просверлил её взглядом Кометов.
― Я не виновата. Надо просто предупреждать заранее о своих планах, ― огрызнулась та. ― Не думай, что весь мир сидит и ждёт, когда Ваше Величество обратит на него внимание. У людей и своя жизнь… Тьфу… ― Матвеева откусила от яблока, которое достали из пакета и наспех сунули ей в рот. ― А зелёное есть? Я красные не люблю.
― Ульяна? Матвеева? ― встретил вошедших в палату бодрый мужской голос. ― Ты посмотри, какая красавица выросла! Как родители?
― Здрасте, Андрей Григорьевич. Хорошо.
― Агафон до сих пор работает в той строительной фирме? Когда я увольнялся, он тоже вроде собирался уйти.
Кирилл громко фыркнул. Ульяна Агафоновна. Реально?
― Работает. Ему предложили другую должность, ― незаметно пиная его локтём отозвалась «Агафоновна». ― Вы как себя чувствуете?
Худой мужчина, чьи виски и бороду ещё несколько лет назад тронула седина, отмахнулся.
― Да что со мной будет? Как огурчик я! А эти изверги не дают на улицу выходить. И курить запрещают. Ну надо же… ― он каким-то глубоким, затрагивающим годы, взглядом оглядел детей. ― Такие взрослые. Я ж тебя помню ещё во, ― для наглядности рукой показали где-то на уровне больничной койки. ― Носилась по двору, как угорелая. Все лужи собирала. Мать тебя трижды за гулянку домой переодевать водила. Зато этот тихоня, ― кивок на сына. ― В песочнице часами сидел и рисовал палкой что-то. Говорю ему: иди, поиграй, по гаражам хоть побегай, как все дети. Какой там… И вот вы какие… Да… время бежит.