А Таймир и верно ощущал какую-то невнятную тревогу. И поднялась та, едва он мельком скользнул взглядом по внучке хозяина харчевни. Девчонка вполне себе обычная. Таких пропасть. Но что-то в ней вызывало и озноб, и духоту единым махом. Он-то все никак не мог выбросить из головы ту малявку, что пропала чуть не на его глазах у подворья боярина Надослава. Было в той девчонке что-то, перебаламутившее все в голове и насторожившее сердце. Ее глаза цвета темной южной сливы – что харанги с запада называют фиолет – то и дело стояли перед ним, как живые. Страшно мешали мыслям, путались в любое дело, что он вершил. Но Таймир был вовсе не против вспоминать их снова и снова. Да и худощавое личико, точеный носик, резные черные брови – все в случайной знакомице было каким-то тонким, нездешним и… манящим.
Мала еще, понятно, да ведь годы-то бегут – не удержать. Не за горами то время, когда та девчонка вырастет, и вот тогда уж он… Что он тогда, Таймир не знал, и знать не мог. Но волнение крови было не унять. Может, дело в том, что ему уже двадцать два? И что матушка не зря его теребит с женитьбой? Так ведь нужды-то в женских ласках он не испытывает. Как и положено почтительному племянничку вослед за дядюшкой навещает достойных жен не слишком внимательных мужей.
А те девки, что все присматривает ему матушка, навроде этой вот малявки: все при ней, да глаз остановить не на чем. Хотя, как раз ее-то глазенки что-то напоминают. Ни цветом, ни чем иным, а…, пожалуй, взглядом. Что-то там в них промелькнуло, как вскинула их девчонка да глянула на него. А если уж по совести да от чистого сердца, так ни до этой внучки своего разбойного деда, ни до той ускользнувшей девки ему дела нет. Все сплошная чушь да ерундовина. Вот он сегодня ночью прогуляется к рыжей купчихе…
– Ты чего? – удивился Батя, едва и поймав выскальзывающую из кулака ладошку.
Ялька дергала рукой, силясь ее вырвать. И нешуточно пугала невесть с чего злой мордашкой. У Бати внутри все опустилось: а ну, как выйдет из себя? Да обернется прямиком на глазах державников. Прежде за ней такого не водилось. Да и спокойна была оборотенка Ялитихайри не по возрасту. Однако же сейчас она прямо-таки кипела кем-то или чем-то разожженной злобой. Он подхватил ее на руки, прижал к себе – в ухо ударил горячий шепоток:
– Уйдем! Ненавижу его! Он гадкий! Гадкий!
Разбирать, чего ей так ударило в голову, Батя не мог. А потому предложил:
– Ты, Хранивой, коли чего спросить хотел, так зайди ко мне на досуге. А нынче у моей Яльки чего-то с брюхом неладное. Поспешу-ка я, покуда беда не стряслась.