– Не смеешь, холоп! – тоненько взвыл какой-то мужик.
Ялька аж подпрыгнула, долбанувшись маковкой о дно сундука. Зашипела, мигом заткнулась и насторожилась – пустые тревоги. Здоровенные мужики с грохотом и скрипом тягали лавки. Бренчали чем-то железным да вздували огонь в широкой открытой печи.
– Заткнись, паскуда! – визгливо вскрикнул давешний боярин, прибывший от Государя вседержителя, и даже подскочил с лавки.
– Угомонись, Боёслав, – спокойно велел Хранивой, присаживаясь с ним рядом. – Пусть поорет. Он еще не готов, не испекся. Державный князюшка у нас все еще себя державным князем ощущает. Братом самого Государя. Потому, как кровь у них одна, – вещал державник, наблюдая, как вопящему князю заламывают за спину руки и опутывают их веревкой. – А то, что он эту самую кровь пустить пытался, ему пустячком мнится.
– Ни хрена себе, пустячок! – возмутился боярин Оброн, ведавший охранной дружиной кремля. – Он же поганец, сучий потрох Государя потравить тщился…
– Не потравил же, – холодно заметил Таймир, оседлав лавку напротив гневливого боярина.
– А ты, никак сожалеешь?! – взвился, было, тот…
Да Хранивой силой вернул его на место, изрядно приложив задом.
– Ты б не скакал-то кузнечиком, Боёша. Не ровен час, становая жила в задницу высыплется. Как на коня-то сядешь?
Ялька вознегодовала: у змеи со слухом итак беда, а тут еще этот с выкрученными назад руками разорался так, что ничегошеньки не слыхать. Его как раз принялись подымать над полом. А невысокий крепкий мужик с лысиной и редкой стриженой бороденкой все указывал да покрикивал на подручных. Этого князя пытают – догадалась Ялька, но внутри не ворохнулась ни единая жилочка: а ей-то какое дело? Ей нужно вылазить из-под этого паршивого сундука и спешить на выручку бабуле. Вон как здорово обернулось, что все здесь заняты этим потравщиком – не до них с бабулей будет. Однако ж и застряла она тут некстати. Вдоль стены проползти бы, да оттуда лавки убрали – одну лишь и оставили. А до нее не менее десятка шагов: попробуй высунуться, и обязательно увидят. Вот кабы они все отвернулись… Лишь успела подумать, как снаружи вновь затопало и завизжало. Еще кого-то волокут – поняла Ялька, и даже нос высунула, дабы ничего не пропустить, раз уж слышать не выходит. Вскоре в покой втащили молодую бабу в писаном сарафане, расшитом жемчугом. В распахнутой дорогой душегрее из заморской парчи и в кокошнике набекрень. Вопила она и упиралась отчаянно! Но с ней не шибко-то церемонились, оттого и влетела она в шумный сумрачный каменный покой, будто с благословения чьей-то ноги. Таймир поспел подскочить и поймать ее у самого пола. Вздернул на ноги, но баба поджала их, начала заваливаться, вереща и мотая головой – тут уж все вокруг нее заколготились.