— Вон пошел отсюда! — сзади подходит отец, дергает Бродягу за плечо, но тот умудряется вернуться, руку его скинуть, глянуть грозно на Игоря:
— Я бешеный, вы знаете. Не подходите лучше.
А потом снова ласково на Ксюшу.
— Ты узнаешь меня?
— Я… — узнавала. Узнавала, но не понимала. Взглядом всю палату окинула. Маму… перепуганную до ужаса. Отца… злого. Макса… несмело улыбающегося… Бродягу… встревоженного. — Жив? Как?
Спросила, чтобы тут же в темноту нырнуть. У нервной системы произошел новый перегруз.
Прошел месяц…
Настоящее…
Держа в руках распечатанный конверт, Бродяга делал шаг за шагом в сторону ее кабинета… Видимо, по взгляду было понятно, что спрашивать его сейчас ни о чем не нужно. Нужно просто расступаться, давая дорогу, иначе… Всем достанется.
Затормозил перед дверью, мазнул взглядом по табличке… Потом снова… Усмехнулся, непроизвольно сминая тот самый конверт.
«Веремеева Ксения Игоревна».
И раньше-то никогда не стучался, а теперь и подавно. Ручку вниз, шаг в кабинет…
Ее, старый. Из директорского Ксюша съехала, как только муж «ожил». Ваня не просил, но она… Все было сложно.
Ксюша сидела за столом, печатая что-то на ноутбуке. Вздрогнула, когда дверь открылась, еще раз — когда поняла, что это Тихомиров, но быстро взяла себя в руки. Нацепила на лицо маску безразличия, продолжила работать. Точнее начала имитировать. Потом надо будет удалить ту «абракадабру», которую она печатала, испытывая его терпение.
Ничего, не сахарный. Подождет… Она вот четыре месяца как-то ждала ведь… Зачем-то…
— Тебя учили стучать? — бросила один единственный мимолетный взгляд, а потом снова на экран, потому что… Каждый раз дыхание спирало. Каждый чертов раз, будто он впервые перед ее глазами после «воскрешения».
— А тебя говорить с мужем учили? — он ожидаемо не ответил, к столу подошел, хлопнул по крышке ноутбука, не заботясь даже о том, успеет ли руки одернуть…
Бродяга знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать — Ксюша пытается его таким образом поставить на место. Но, видимо, забыла, что он не ставится…
Со стуком смятый конверт впечатал в стол, сам навис, будто коршун, голову склонил, бровь вздернул, ожидая ответа.
Бешеный. Как всегда…
— Я наняла адвоката. Все через него. Ты тоже нанял бы…
— Я не дам развод, Тихомирова. Даже не надейся…
Но дело в том, что она тоже с некоторых пор бешеная. От обиды, которую пережить невозможно. От горя, которое испытать пришлось. От ненависти, которая покрыла ровной коркой всю любовь.
Ксюша тоже встала. Не хотела позволять ему таким образом давить. Прямо в глаза его заглянула, сказала тихо и четко: