Кажется, мы равноценны. Весы, у которых этой ночью не было и не могло быть перекосов. Только равновесие и гармония.
— Я на немножко, совсем чуть-чуть, — прикрыла глаза, чтобы отключиться почти мгновенно.
Он меня вымотал. А я всё же слабая беззащитная девочка. Мне отдых нужен. Ведь у меня что ни день, то бой. А перед боем, как известно, надо сил набраться…
40.
Дмитрий
Нас спасла только моя железная воля и любовь к дисциплине. Я умел пахать, как чёрт, спать мало и просыпаться вовремя. При любых раскладах и обстоятельствах. Без будильника.
Но с Анькой я расслабился. Отдохнул душой, хотя кому-то это и покажется смешным: всю ночь напролёт занимался любовью, а теперь рассказываю, что у меня сердце поёт.
Варикова умела своей ручкой перемешать во мне всё и каким-то чудом набрать именно ту комбинацию, что воодушевляла на новые подвиги и свершения.
Дышится легко, голова ясная, душа летает.
— Ань, подъём! Мы опаздываем! — целую я её в щёчку, а затем, не удержавшись, в шею, ушко, носик, уголок губ.
Она неосознанно тянется ко мне — сонная, расслабленная, такая родная, а потом вздрагивает, резко садится на кровати, покачивается, тараща глазищи, как совёнок. Взгляд у неё из разряда: смотрит, но не видит.
— Мама дорогая! — вскакивает она и начинает метаться по комнате. — Там же дети! Как же мы так, а?..
— Всё хорошо, Ань, успеем. У нас есть время. Вернёмся — они ещё спать будут. Я тебя довезу — и в офис.
Но мы всё равно мечемся, толкаемся в её маленькой ванной комнате. Зубы мне чистить нечем, приходится пальцем. Но это замечательно. Нет у Аньки никого — это я так, краем сознания отмечаю, потому что всё для себя уже решил, и мне всё равно, сколько Иго-го будет вокруг моей девушки виться — у всех отобью, никому не позволю ни приближаться, а особенно — трогать её и пальцем.
У Аньки синяк на щеке. Пусть только этот мудак попадётся мне на глаза — мокрого места не оставлю. Анька синяк замазывает, как и Мишкины художества. Ещё видны, хоть и побледнели весьма. Досталось ей ото всех. Ну, ничего. Всё исправим, что можно ещё исправить.
Мчимся мы на сумасшедшей скорости.
— Не гони, — командует моя Анька, а я горжусь ею и подчиняться готов. Вот только у меня внутри — ураган, нужно куда-то его выпустить, поэтому немного лихачу, сбрасывая адреналин.
Домой крались, как преступники и заговорщики. Понятное дело, что взрослое население всё заметили и на ус намотали.
Дина Григорьевна лишь головой покачала, не отрываясь от плиты. Осуждает. На Аньку жалостливый взгляд кинула. Ну, понятно. Женская солидарность, а мне даже немного ревниво: я тут, понимаешь, хозяин, работодатель и вообще слегка царь, а все на стороне моей царицы.