— А пассажир?! — не выдерживаю я.
— Дуй в травматологию краевую.
— Понял.
— Стой.
— Ну что?! — дрожащими пальцами закрываю квартиру, на ходу засовывая руку в рукав куртки.
— Ты такси взял бы, дружище.
— Нахрена? Я на машине.
— Нервный ты… Как бы потом тебя в соседней палате не искать.
— Да?… Ладно, я осторожно.
— Хочешь, я подъеду.
— Нет! — отрезаю сначала я. Но когда понимаю, что пальцы на брелоке и с третьей попытки жмут на всё что угодно, кроме разблокировки…
— Хотя, да. Давай. К травматологии. Что-то я и правда не в себе.
Еду, стараясь не переваривать «травматологию», а смотреть на дорогу. Благо, она пустая…
Но ощущение такое, будто всех этих лет не было и моя Кошка всё еще моя. И вот она там, в больнице. А я даже не знаю в каком состоянии. Мне страшно до чертей. И даже все мои обиды и пережитый по её вине треш отходят на задний план.
Торможу у тачки Медведя. Мы молча идём рядом, плечом к плечу. Мне самую малость легче. Я словно опять совсем молодой пацан, который не факт, что сможет справиться со сложной ситуацией сам. Мне страшно… нет мне СТРАШНО!
Её образ… До сих пор глубоко сидящий во мне ее образ, вдруг оживает.
Я слышу ее мелодичный задорный смех. И голос с дразнящими мурлыкающими нотками. И практически чувствую кожей ощущение, как она любила ласкать меня — перебирая коготками по затылку. Тактильные якоря оживают тоже. От накатывающего ощущения, как она обычно вжималась губами мне в ухо и горячо шептала: «я люблю тебя…» меня передергивает и по загривку бегут мурашки.
Выживи, Кошка! Я тебя, умоляю!..
Мы заходим с отделения неотложки, где всегда открыт вход с улицы. Медведь лаконично отшивает всех, кто пытается нас остановить, тыкая корочками в нос.
Дверь на лестницу закрыта. И обычный лифт уже отключили на ночь. Но мы вызываем большой, грузовой для каталок. Мы здесь не первый раз ночью. Такая работа…
туплю, глядя на круглые и потёртые кнопки лифта.
— Четвёртый этаж… — подсказывает мне Медведь.
Нажимаю.
— Ты к дочке ездил?
— Ездил…
— Лена фотки мне скинула. Похожа…
— Да нет, не очень. Разве что глаза и цвет волос…
— Хм… Да ты что, Лёва, одно же лицо.
— А ты что видел лицо Кошкиной?
— В смысле — Кошкиной?
Двери лифта открываются. У ресепшена пусто, в длинном коридоре потрескивают лампы дневного света.
— Есть кто-нибудь? — повышает голос Медведев.
Открываю дверь в ординаторскую, нос к носу встречаясь с медсестрой. Раскрываю корочки.
— Капитан Айдаров. Вчера после аварии к Вам доставили молодую женщину. Где она?
— А… туда пока нельзя. Подождите, я дежурного врача позову.
Сворачивая в коридор быстро идет вперед.