На лице Анатолия Самгина отразилось разочарование, кривя его губы в презрительную гримасу.
- Не совершай тупых ошибок, сын, у тебя должна быть холодная голова.
Ага, как у тебя по отношению к моей непутевой мамаше.
- Поздновато для родительских наставлений, не находишь?
- И чем ты планируешь заниматься эти восемь месяцев, а главное где? – пропуская мимо ушей моё замечание, переходит отец к тому, что его интересует больше всего.
- Буду в России, работать здесь, в Москве, как ты и хотел, - произнес я планируя ездить к Алене при первой возможности, - а потом вернусь в Англию и завершу обучение.
Отец рассматривал меня холодными глазами, не так как смотрят на своего ребенка, а как на выгодное вложение капитала. Знал, что подобный расклад его устроит, чтобы между нами не происходило, в работе он всегда мне доверял и понимал, что диплом для меня лишь формальность для газетных статей о сыне Самгина.
Ему было сложно мной управлять даже с помощью денег, и сейчас я видел в его глазах понимание, что ради этих месяцев, я готов пойти на многое. Механизм в его голове был запущен, и он просчитывал, как это можно обернуть в своих интересах.
Только я чувствовал, что за этот разговор мне еще воздастся и цена будет высока. Ради Алены я заключал сделку с дьяволом, которым являлся мужчина напротив, с моими глазами и фамилией.
Отец давно мечтал окончательно переложить часть своих дел на меня, как открытого бизнеса, так и теневого. И то, что было закрыто от общественности, представляло для него куда больший интерес, да и нелегальные доходы не облагались налогами. Я не всегда играл по-честному, и ангелом совсем я не был, но мне претило то, что я делал ради него, и я сам себя ненавидел за те дела, которые совершал, но на данный момент выбора не имел. Он будет поручать мне разбираться с самой грязной частью работы, считая, что так учит жизни и без этой школы, успехов в России мне не достигнуть. Может оно так и было, не знаю, он еще жил по понятиям тех лет, которые дали ему сегодняшние возможности.
Пока закон работает на тех, у кого больше денег, связей – ничего не изменится, поэтому я не видел своего будущего в этой стране.
Если руки моего отца были по локоть в крови, то мои еще не успели так испачкаться, но я не сомневался, что отцу будет выгодно лишить меня, как он рассуждал, бесполезных попыток заработать иначе, а может быть и для того, чтобы имея на меня компромат и дальше продолжать руководить мной как марионеткой.
Не стал задерживаться дома, да и домом он мне не был. После ухода матери, я жил в европейских интернатах до двенадцати лет, где отец навещал меня время от времени. С двенадцати, когда он должно быть решил, что я из себя уже что-то представляю как личность и со мной можно поговорить, он позволил жить вместе с ним и его меняющимися одна за другой женщинами.