Старухи договорились вместе ехать на поезде до Сокола, переночевать там, а потом пересесть на автобус.
Вокзал гудел ровным летним круглосуточным гулом. Добыв билеты в пригородной кассе и разыскав свой поезд, попутчицы подошли к проводнице узнать, скоро ли поедут.
— А как свистнет, так и поедем.
Их натолкали, пока они пробрались в вагон, но два местечка в конце старухи все же нашли. Сели друг против друга, дождались свистка и, когда поезд тронулся, говорить стали связнее и ровнее:
— Ой, что народу переезжает... Как вода переливается. Ровно все стронулись с места и кочуют, — сказала Катерина Вячеславовна и поджала губы, отчего подбородок ее сразу поднялся вверх и загнулся, как носок старого башмака. Она сощурилась и тихонько покачивала головой. — Что народу... И нам, старухам, дома не сидится. Ты-то, Павла, к которому сперва надумала: к Зинке али к Мишне?
— Да оба зовут, — отозвалась Павла. — К Мишне-то не больно охота, неспокойно у него житье, с бабой не может совладать никак. Он думал, жениться — как с горки скатиться. А ведь не зря говорили, что жениться — как заново родиться. Прямо битва. Сам-то он, не похвалю, неловкой мужик, кипятилко. Да и она тоже добра. Все бунтит, бунтит — мужика и выбьет из терпения. А уж чего задирается? Знает сама, что хвост нечист, так уж норовила бы...
— Да ведь я помню, Павла: она что-то в девках нечередно погуляла. Ведь у нее до мужика-то был нажит один?
— Ой, Катерина, да я ведь вроде тебе сказывливала У нее уж был один мальчишко, найдёной, когда она с моим-то схлестнулась. Чего тоже глядел, в какую сторону... Бабы-то ведь наши все руки изломали, когда он ее брал. Ой, не говори лучше, пропал парень не за денежку. Да ведь и женился не втрезве. Бегала-то она за ним взавитую. Все к себе-то водила да поила, поила. А он больно кидок на вино-то. Вот с пьяных глаз и показался черт куколкой. Сама его привадила к вину, а теперь за пьянку и калит, калит... Сама эдакая маленькая, нераженькая, а злости из нее, как из осья пузыря...
— Да что она, путорья лешова, по хорошему-то жить не хочет? Кому она, путорья, еще нужна-то? — не вы держала Катерина Вячеславовна. Павла своими словами затронула самое ее больное место. — Они все на язык-то остры, только бы их языками капусту и резать. А хозяйки такие, что двум собакам щей не разлить. Им ли с нашими робятами не житье. Да с такими мужиками можно защурясь жить. Бывает, что и худой мужичок, а все-таки опора. Из-за высокого-то костра, говорят, и щепочка остра. Наша вон тоже чуть что не по ней — и нос кверху. А чего тоже кулеме надо? Ведь на ей, на кулеме, тяпок жиру поди. За собой никогда не приберет, хоть пастуха за ней ряди. А тоже, поди-ко! — несется. А с чего нестись? В разговорах дак на хромой не объехать. И гордая, уж пересолит, да выхлебает.