— Слушай, друг, кончай это дело. Мне же за тебя шею намылят.
— Да, Кирялыч, — понимающе поддержали его знакомые мужики. — Ты свое дело сделал. Отдохни, пусть теперь другие поработают.
— А он меня не возьмет? — недоверчиво спросил Трояков, кивая на милиционера.
— Да не возьму, вылезай ты, — нетерпеливо пообещал тот.
— Побожись, — попросил еще раз Трояков.
— Вылезай, вылезай, не трону...
— Во! Все слышали? — спросил Кирялыч у мужиков. — Вы свидетели!
— Давай! Давай!
— Ну гляди, чтоб без подвоха...
Он подплыл к своему краю, выполз на скользкую льдину брюхом, потом поднялся и твердо направился к своей одежде: хмель, видимо, из него повышибло. Трусы прилипли к тощим посиневшим ляжкам, но висели все равно до самых колен. Кирялыч хотел было поотжать их, но потом махнул рукой и стал натягивать штаны. Кто-то ему уже набросил на плечи фуфайку и нахлобучил шапку на голову, а пацаны, столпившиеся вокруг, подставили какие-то санки, чтобы ловчее было обуваться.
Знакомые рыбаки уже налили ему полстакана прозрачной жидкости и сунули в руки.
— Давай рвани — посогреешься маленько.
Кирялыч, не раздумывая долго, хлопнул содержимое и крякнул.
— Давай одевайся быстрей, — снова начал командовать милиционер.
— А чего торопишь? Ты же говорил, что не возьмешь, — упрекал Трояков, — чего я тебе сделал? Драться не дрался, матом не крыл...
— И воды не замутил, — поддержали его мужики.
— Одевайся, одевайся. Там посмотрим, — никого не слушая, говорил милиционер, и в голосе его зазвучала угроза.
Тогда мужики вступили с ним в переговоры:
— Ничего ведь, действительно, не случилось.
— Ну, подумаешь, человек внес свою струю в общее дело...
И незаметно милиционера оттеснили, отвели в сторону, стали что-то объяснять, доставать из-за пазухи и показывать какие-то бумаги, а может, и документы.
А в это время Кирялыча, еще не успевшего по-настоящему одеться, тащили дальше от места происшествия, тянули за рукав и подпихивали в спину. Большая толпа сопровождала его, особенно много было мальчишек, которые смотрели на Кирялыча восторженно.
Отойдя метров на семьдесят, Кирялыч остановился заправить рубаху, застегнуть штаны и, обернувшись назад к публике, увидел, что почти все стоят к нему лицом. Тогда он снова распахнул фуфайку и гордо постучал небольшим кулачишком в выпуклую грудь; «Во, мол!», но пацаны потащили его дальше, боясь, что может подойти милицейская машина и тогда Кирялычу не отвертеться
Над рекой снова как ни в чем не бывало раздался дикторский поставленный голос, сообщающий, что перед зрителями выступят теперь самые опытные и знаменитые моржи, у которых за плечами более чем по десятку лет зимних купаний. Видимо, предусмотрительные организаторы их приберегли на конец...