Но зрителей становилось все меньше. Одни уже нагляделись и разошлись, другие стояли в стороне кучками и живо обсуждали случившееся, а остальные повернулись спиной к полынье и смотрели вслед удаляющемуся Кирялычу, за которым, гомоня и прискакивая, тянулась оживленная толпа местных ребятишек.
МАТРОХА
Вадим Петрович уже не первый отпуск проводил в этой деревне, хотя попадать сюда из Москвы было не так-то легко. Но в последнее время пристрастился он к рыбалке, и волей-неволей приходилось смириться с дорожными мытарствами, потому что серьезному рыбаку вблизи столицы давно уже было делать нечего, а Вадим Петрович считал себя человеком серьезным.
В деревне он хорошо устроился у словоохотливого старичка пенсионера дяди Кости, тоже заядлого любителя путать лески, пробовать на живца и на донку, и они быстро сошлись, подружились и ежевечерне копались и заросшей канаве, искали самых живучих и ярых крапивных червей и грозились, что завтра обязательно накрутят хвосты красноперым, которые опять перестали брать и обычных дождевых за мясо не считают.
Каждый раз с крылечка за рыбаками снисходительно наблюдал хозяйский кот Матроха.
— Что, и ты, поди-ко, заскучал об ершиках? — спрашивал кота дядя Костя.
Матроха отводил желтые глаза в сторону, безразлично зевал, но к разговорам прислушивался.
— А почему он такой тощий стал, дядя Костя? — допытывался Вадим Петрович.
— Так с утра, поди-ко, пинка три-четыре уже схлопотал от Дарьи Степановны. — Так называл старик свою жену. — Где тут растолстеть...
— Да, жулик он, конечно, отменный... И в кого такой? — Вадим Петрович сокрушенно покачивал головой.
— Да ему есть в кого...
Матроха слушал мужиков и, казалось, начинал задумываться.
...В этой деревне прожил он всю свою сознательную жизнь, хотя родом совсем из другого места. Дальний он.
Но так повернула судьба, что в Ершово принесла его в старой плетенке, пропахшей грибами, ягодами и всякой всячиной, его теперешняя хозяйка Дарья Степановна, женщина бранчливая, но незлопамятная. Вернее, вообще беспамятная. С ней Матроха воюет уже вторую пятилетку и все не может приучить к порядку: то не закроет она ларь, где хранится сметана и мясо, то на полу оставит подойник с парным молоком, а сама утянется в огород, то свежую рыбу разложит на кухонном столе так, что свешиваются хвосты и почти задевают за кошачьи уши когда проходишь мимо.
Одно согрешенье с этими бабами!
И кота она приобрела не потому, что знала толк в породе или разбиралась в масти, а так, по счастливой случайности; хорошо, что знающие люди надоумили да подсказали, а то бы сокрушили ее крысы да мыши, квартировавшие в соседнем амбаре и старом гумне и частенько делавшие ночные вылазки в единоличные хозяйства.