А теперь они одного Матрохиного духу боятся!
Ходила как-то хозяйка в район за товаром к празднику да заодно и привернула в двухэтажную больницу показаться специалистам: все у нее чего-нибудь болело и отказывалось служить по причине крайней изношенности и устарелости.
Ее раздели, без интереса ощупали, оглядели, навыписывали лекарств почти на рубль да и пожелали доброго здоровья. При выходе, в нижнем коридоре больницы Дарья Степановна и встретила своего будущего супостата. Непонятно, чем он ей тогда приглянулся: лапки короткие, туловище длинное — сущая несуразица.
— Не лишняя ли кошечка? — поинтересовалась Дарья Степановна у случившейся тут истопницы. Дернуло ее!..
— Да этого дак, пожалуй, можно и отдать, — переглянулась та с проходившей мимо санитаркой и лукаво улыбнулась.
У хозяйки дома оказалось четверо ребятишек, не считая хозяина. Старшие наловчились зимами на приманку ловить лукошком голодных воробьев и синичек и пускали их летать по избе. Матроха сразу же очень живо заинтересовался пернатыми и поначалу попробовал допрыгнуть до воробья, усевшегося на краю голбца, но воробей перелетел на комод, и Матроха только облизнулся. Новый прыжок опять ничего не дал коту: воробей пересел на рамку с семейными фотографиями.
Мальчишек все больше разжигал азарт, глаза горели, как у везучих картежников.
Матроха, не встречая человеческого осуждения и отпора, смелел все больше, носился как ошалелый и с маху, словно цирковой мотогонщик по вертикальной стене, забегал почти до потолка. Однажды он все-таки загонял воробья и сожрал его, настигнув возле божницы.
Взрослых дома не было, и никто, может, ничего бы и не узнал, если бы не расплакалась под конец меньшая Настенька от жалости к птичке да Матроха во время погони не сшиб со стола чашку...
Дядя Костя, узнав о происшедшем, кокотышками сухих пальцев подолбил по головам старших и запретил приносить в дом птичек. Да и ловить их тоже запретил.
Но Матроха уже понял сладкий вкус дичи...
— В те поры надумало наше начальство в колхозе цыплят разводить, — рассказывал потом дядя Костя Вадиму Петровичу. — А опыта не имели, как с такими кошками их пасти. А уж Матроху ребята напрактиковали так, что он только за дичью и шел. Все стадо переволочил, ничего и подсаженные наседки уберечь не могли. Пришлось свернуть полезное начинание. Конечно, ему, врагу, после этого охота ли с нами картошку есть... Не тот парень! Так ведь стал ходить в лес — в деревне-то боялся жить, знает, что рано или поздно уколоколят его мужики. В лесу нарепетировался белок ловить, да и другой живности спуску не давал, коя послабее его. Теперь уж вроде дома чего поесть хватает, накормишь его до отвалу, перевернешь, пощупаешь кузовок — как футбол. Ну, думаешь, наконец нажрался! Нет, все равно где-нибудь чего-нибудь сопрет и тащит в заначку. Как-то наловил я по осени да насушил почти цельный мешок рыбы. Весной посылаю бабу на сарай: «Принеси-ко да свари ушки, давно не слышал рыбья запашку». Бежит Дарья Степановна в избу и сразу за ухват: уж Матроха давно мешок прогрыз и ополовинил его.