Ваня был в приподнятом настроении, видел, что Таиска становилась к нему все ближе, смотрел на нее игривыми глазами и время от времени повторял громко: «Ой, Таха у меня — золотое перо!»
Таиска хохотала, довольная.
Смеялись гости, радуясь согласию и порядку застолья, простоте и веселости хозяина.
Силкин то играл на гармони, то пускался с бабами в пляс, то пел одну частушку озорней другой.
Соловей кукушечку
Долбанул в макушечку.
Ты не плачь, кукушечка,
Заживет макушечка.
Бабы, схватившись за животы, хохотали, а он уже начинал новую песню, еще хлестче.
— Вот так Николай Иванович! Ну и молодец! Всех баб перепел, не уступил никому. Мы еле на ногах стоим, ноги в кореньях расшатались, а ему хоть бы хны.
— А вы что думали, меня в школе учили только чистописанию? — хвастался Силкин.
— А чего друг-от у тебя сегодня больно пасмурный?
— Да директор грозится с него бороду снять, вот он и печалится.
— Как это бороду спять? Обстричь, что ли?
— Ну обстричь.
— Да пошто?
— А он сам не знает пошто. Надоело глядеть — и все тут!
— Ну, да на эдакую бородку и глядеть надоело. Вон какая у него шерстка-то курчавая да мягкая, так и отливает!
...Директор школы действительно настаивал, чтобы Колябин сбрил бороду. Он объяснил, что это требование Василия Васильевича Пенькова, а тому будто бы приказал инспектор облоно, который видел Мишу в Никольске и возмутился его внешним видом.
Напрасно Миша объяснял Клушину, что ученики привыкли к его новому облику и было бы непедагогично (если вспомнить Макаренко) ни с того ни с сего менять этот облик и тем самым давать повод для неизбежных насмешек.
— Вы посмотрите на портреты Маркса и Энгельса, — взывал Миша к разуму директора и кивал на стену, — учителя мирового пролетариата, а бороды носили. Я же всего лишь учитель Запольской восьмилетки...
— Вы все шутите.
— Нет, не шучу. Позвоните в роно, Николай Степанович, и объясните Пенькову нелепость его распоряжения.
— Вы же знаете, что позвонить невозможно.
Телефон в свое время протянули в школьный городок только на один день по случаю выборов в местные Советы, и Пеньков успел по нему позвонить. Выборы прошли, телефон сняли. А приказ остался приказом.
После этого разговора с директором Миша пришел домой расстроенный.
— Да плюнь ты на них, — решительно заявил Силкин, когда Миша все ему рассказал, — а то войдут во вкус и будут требовать бог весть чего. Интеллигенция... Бьет наверняка. Знает, что нервные клетки не восстанавливаются.
И Миша, ободренный другом, настроился воинственно.
Весенние каникулы в Заполье зависели от разлива рек, и Миша торопился пройти весь материал по программе до половодья, потому что не знал, как сложится его дальнейшая судьба.