— Я же не заставляю тебя ничего делать, — шепотом произнесла я, подаваясь навстречу — ровно настолько, чтобы в мимолетном движении коснуться животом его ширинки.
— Ты соблазняешь меня, понимаешь?
— Понимаю, — согласилась я, поглаживая большим пальцем выступающие вены на мужской ладони. Я чувствовала себя искушенной, опытной — несмотря на то, что все еще продолжала оставаться девственницей, а о сексе знала по историям из «Спид-инфо».
— Это не игрушки, — он старался быть строгим, но на меня это уже не действовало. Кирилл не кричал, не отступал, и мы по-прежнему держались за руки, — его тело подавало куда больше сигналов, чем мужчина того хотел.
— А я не играю. Я так чувствую.
— Сашка, что ты творишь…
Но я уже тянулась вперед, подставляя губы для поцелуя. Еще мгновение, и он сорвался бы, но в последнюю секунду Кирилл, все-таки, взял чуть выше и коснулся губами моего лба, словно расставляя точки.
«Я все равно не сдамся», — отступая, решила я.
Домой мы ехали молча, и следующую неделю Самойлов прятался от меня как мог. Но надолго его не хватило…
Я сплю весь день, а встаю только ближе к вечеру, чувствуя себя еще более разбитой, чем утром. От сновидений остается горький осадок, — вспомнить, что именно снилось, мне не удается, только тревожное ощущение одиночества и потери.
Завариваю крепкий кофе, раздумывая, чем заняться дальше. На часах пять; я дотягиваюсь до мобильника, набирая домашний номер мамы. Трубку не берут, и у меня теплится надежда, что дома никого. Спустя десять минут выезжаю к родителям, решая пролистать старые альбомы. Найдется в них разгадка или нет — не важно, но сидеть, сложа руки, я не могу. Думаю, к кому можно обратиться, чтобы выяснить, откуда пришла смс, но среди моих знакомых нет таких умельцев. Да и показывать это сообщение неприятно, словно после него меня еще больше запачкают в дерьме.
Захожу в пустую квартиру, разуваясь. Пахнет тушеным мясом, и я ощущаю, как болезненно сводит пустой желудок, в котором нет ничего, кроме чашки кофе. Открываю шкаф в родительской комнате и переношусь в прошлое.
На нижней полке лежат детские альбомы с бархатными красными обложками — по одному для меня и Лизки. Для красоты мама вклеивала туда вырезки из журналов, потому альбомы полны лиц незнакомых детей, которых я в детстве ревностно сравнивала с собой, и чащу — не в свою пользу.
Еще один, серый, кожаный — начинается с родительской свадьбы и заканчивается пятнадцатилетней годовщиной совместной жизни. Его я сразу откладываю в сторону.
И в самом низу — три ярких, пухлых, которые мне и нужны.