— Ладно, есть, бабуся! — заорала я изо всей силы и отдала бабушке честь. — Я мигом!
— Ишь, совсем ошалела девка от весны! — притворяясь сердитой, прикрикнула бабушка и подтолкнула меня к двери.
Я бежала бегом до самого моста, и ноги несли меня так ловко, что я ни разу не провалилась на рыхлой дороге, хотя вся она была испещрена темнеющими водой провалами. Я лишь успевала почувствовать, как оседает снег под ступней, а меня уже подхватывала упругая сила: вторая моя верная нога касалась дороги, и этого было достаточно, чтобы тело оставалось легким, парящим до следующего касания ноги о землю. Глаза зорко смотрели и ни разу не ошиблись, выбирая, куда ступить. Одним духом я была на мосту. Здесь уже доски вытаяли — твердо, надежно.
Мост через пологую летом травянистую ложбину делил наш совхоз на две неравные части — конторскую, меньшую, и клубную, большую (там и пекарня была). Под мостом ложбина обрывалась отвесной стенкой, порогом, и ниже начинался тот овраг, из которого мы брали воду.
Конечно же, я остановилась на мосту поглядеть и послушать водопад, хлеставший через порог. Было здорово смотреть, как поток воды, скрученный из узловатых, бугристых струй, переваливает через бревенчатую стенку, которой укрепили обрыв, чтоб овраг не рос дальше. Об эту стенку, об округлость верхнего бревна вода как бы разглаживалась, вниз падало уже гладкое, выпукло изогнувшееся, прозрачно-коричневое полотно. Из-за своей гладкости оно казалось неподвижным, застывшим. Только какая-нибудь щепка или палка, попавшая в поток, обнаруживала скорость, с какой рушилась вниз вода. А то бы и не понять, что это там внизу, под мостом, взбивает воду в грязно-желтую, крутую пену, рождает грохочущий рев, отчего весь мост дрожит, как живой. Я стояла, полуповиснув на перилах, до тех пор, пока мне не начало казаться, что и я вместе с водой лечу вниз, вниз, вниз и в то же время я все на месте, все на месте. Это было удивительное ощущение. Наверное, так чувствует себя парящая птица.
— Даша! — раздалось у меня за спиной. Я вздрогнула даже.
— Ой, ты, Шурка, я чуть вниз не свалилась! Ты куда?
— Я Андрюшку ищу. Провалился куда-то… А ты?
Я сказала, и мы пошли вместе. Не все ли равно, где искать Андрюшку? Может, он как раз там, у пекарни. Мы постучали в окошко — оно и зимой не заделывалось наглухо, и тетка Бану, Бану-апа, как ее все звали в совхозе, распахнула створки, обрушив на нас теплое, вкусное облако хлебного запаха.
Бану-апа была розовая, распаренная. Казалось, это от нее веяло теплом.
— Что надо, кызымлар? — спросила она, нахмурив черные широкие брови. — A-а, пирогов хотите! Это ладно!