Новых сообщений от него не было, руки чесались пожелать доброго утра, но я решила потерпеть.
Открыла окно, впуская в комнату летний воздух, и отправилась на кухню.
Мама стояла спиной, с повязанным на поясе фартуком, и моих шагов не слышала. Я оглянулась вокруг и вздохнула. В свете дня все выглядело ещё хуже, чем вчера.
Заброшенность, пустота. Ненужность.
Если дом — это состояние маминой души, то, черт возьми, что у нее творится там?
— Привет!
— Ой, — мама вздрогнула, оборачиваясь, — напугала. Ты чего вскочила так рано?
— Вкусно пахнет, — улыбнулась я вымученно.
Завтракали мы молча. Ела опять только я, а мама все суетилась, то подкладывая мне сырники, то подливая варенье.
Я боялась поднять на нее глаза, увидеть, наконец, такой, какая она сейчас, а не тот образ двадцатилетней давности, что хранится в памяти и всплывает при слове «мама».
Но это нужно.
Маша, давай.
Я выпрямилась, разглядывая сидевшую напротив женщину. Ссутулившуюся, подперевшую щеку ладонью. Она смотрела невидящими взором в тарелку с потрескавшимся краем и не шевелилась. На давно некрашенных волосах четко виднелась седина, хотя стрижка еще не успела сильно отрасти и на фоне прочего выглядела вполне аккуратной.
Синяя кофта с капюшоном вместо халата, тоже новая. Самовязка, петля к петле, все ровное, резко контрастирующее с застиранными тряпками возле плиты. Под ногами валялись фантики, а она их не замечала. Ничего не замечала.
Сердце наполняется горечью, а еще трусливым желанием сбежать. Чтобы не видеть, не знать, представлять, что все нормально, так же, как и раньше. Удобный способ, жизнь улиточки.
Я в домике. У всех все хорошо.
Такой сладкий самообман…
— Мам, у тебя все хорошо? — начала я издалека.
— Сердце кололо, а может, не сердце, Танька, соседка, сказала, что у нее невралгия так отдавалась.
— Поехали в город, сходим к врачу.
— Да как я все здесь оставлю? — испуганно отшатнулась от меня, точно я предложила бросить ей дом и сбежать.
— Один день, — продолжила я настаивать, — максимум два. Попросишь соседку присмотреть за курами.
Больше ничего в мамином хозяйстве не было, только десяток несушек. Бабушка всегда поражалась, как у нее, насквозь городской жительницы, смогла родится такая дочь, как моя мама. Ей нравилось копаться в огороде, ухаживать за животными, а у бабки даже цветы в горшке не приживались.
— Я в местную поликлинику схожу, проверюсь.
Поддаваться она никак не желала.
— Почему ты не убираешься?
Женское лицо изменилось в мгновение, став сразу отстраненно — недовольным:
— Поела? Посуду в мойку убирай, мне ещё в огород надо.