Удивительно не только то, что эта наивная вера в своей предназначение обрела земную плоть и тысячу последователей по всему миру, но и то, что и сейчас, через почти полтора века после смерти композитора его пангерманистские идеи живы, а Байройтский фестиваль, особенно в дни открытия и премьер, скорее напоминает съезд масонской ложи.
Байройт остается самым уникальным театром на земле, в котором с 1876 года не сыграли ничьей другой оперы (и Девятую симфонию Бетховена). Феноменальная акустика, специфически заглубленная оркестровая яма, объемный звук, который в этом театре смешивается с голосами певцов на сцене, а не над ямой, как везде в других местах. Все это делает Вагнеровский фестиваль притягательным до сих пор, когда он все же потерял монополию на лучших исполнителей опер его основателя.
Что произошло?
В чем смысл вагнеровской реформы. Со времен Глюка не слышали мы никаких деклараций на тему оперы. И новая реформа проложит путь опере в будущее. Вагнер выступает не только как композитор, но и как философ. Он вводит понятие Gesamtkunstwerk, которое встречалось и до него в искусстве, но как-то вскользь. Теперь опера – это не просто театр, где поют. А произведение искусства будущего, в котором все составляющие: музыка, текст, постановка, декорации, свет – сплетаются, чтобы достичь единого результата. Вагнер борется с оперной рутиной, поэтому в Байройте глубокая яма – дирижера не должно быть видно.
Вагнер борется с рутиной музыкальной: ему претят повторы в музыке, он требует от самого себя в первую очередь непрерывного музыкального развития.
Каждый персонаж, значимый предмет, состояние героев получает свой лейтмотив. Хитросплетение этим небольших структур превращается в огромный звуковой массив, который развивается на глазах у зрителя, не прерываемый паузами, ариями, ансамблями, до тех пор, пока не закончится акт. Чаще всего у его опер трехактная структура, поэтому два антракта, в Байройте они занимают час, чтобы публика успела прийти в себя. Вместе с антрактами продолжительность спектаклей 5—7 часов, поэтому и начинаются они, за исключением двух одноактных опер, в 16:00.
Из байройтского канона, кстати, выброшены ранние произведения, вся история вагнеровских опер начинается с «Летучего голландца». Эта опера и «Золото Рейна» – единственные одноактные оперы в Байройте (если язык повернется назвать одноактной оперу, длящуюся больше двух часов).
Оркестр достигает максимальной значимости. Отныне он не аккомпанирует певцам, а ведет свою параллельную линию, что ужасно раздражает коллег Вагнера, например, Чайковского, писавшего критические разборы «Кольца нибелунга» для русских газет. Но Вагнеру нет дела до других, он превращает арии в монологи, дуэты в диалоги, причем певцы не поют одновременно, как это принято было до него. Вокализация эта тоже непростая: она лежит где-то посередине между пением и мелодекламацией. Она чувствительна к слову, каждому слогу, каждому звуку.