Машина вывернула на трассу. Воровский упорно смотрел вперед, на дорогу. Он со мной не разговаривал.
Я молча пялилась в окно на однообразный февральский пейзаж. Джинсы, куртка, кроссовки – вот и весь наш гардероб в поездку. Нет, еще я взяла с собой черное платье для похорон, а в сумку положила аккуратный дамский пистолет, который Миша купил мне сразу же после рождения дочки.
Алю собирались хоронить сегодня, в три часа дня, поэтому Миша гнал машину на предельной скорости. Мы планировали добраться до моих родителей к полудню.
Меня раздирали чувства. Я безумно тревожилась за оставшуюся под надзором свекрови Аннушку, и одновременно меня сжигала тоска по родителям. Сейчас, когда у них осталась всего одна дочь, как никогда раньше, хотелось быть рядом.
Смерть сближает. Она стирает недопонимания и границы, которые выстраиваешь на протяжении всей жизни, и прошлые поступки родственников уже не кажутся такими обидными.
Я думала про Алю. Могла бы она остаться в живых, если бы я настояла на закрытии долга перед ее благодетелем?
— А что потом? Взяла бы новый долг, — наконец заговорил со мной муж. — Таких, как твоя сестра, уже не исправить. Если бы не взяла новый долг, все равно нашла бы способ разрушить себя.
Я вздохнула. Наверное, Миша прав. Нельзя изменить человека, если он сам того не захочет.
Мы добрались до моих родителей почти без происшествий. Один раз нас остановил патруль, и еще раз мы остановились на заправке, наскоро выпить кофе в бумажных стаканчиках.
Встреча была горькой. Папа в строгом костюме, мама в длинном черном платье. Оба бледные и осунувшиеся.
— Сколько же мы не виделись, Лиза? — всхлипнула мама. — Год точно…Я же и внучку ни разу не видела… даже на фотографиях…
— Я тебе покажу, — пытаясь сдержать слезы, обещала я.
Отец молча обнял нас с Мишей и помог найти место для парковки.
— Забирать из морга в три часа. Уже скоро выезжать будем, — по дороге к дому говорил он. Как-то отстраненно, буднично. Будто это все происходило не с нами.
Дом был полон дальних родственников и друзей семьи. Все суетились, помогали готовить. По воздуху разливался запах корвалола и валосердина.
Поздоровавшись со всеми, я закрылась в ванной, чтобы переодеться в черное платье.
Разговоры ни о чем, растерянные взгляды родных, которых не видели сто лет, и еще столько бы не видели, если бы ни страшное событие.
— Пора, — подошел к нам с Мишей мой отец. — Едем, чтобы не задерживаться.
— Кого взять в нашу машину? — громко спросил Воровский. — У нас три свободных места.
В итоге с нами поехали мои родители, все остальные оказались при машинах.