Дерил сжимает ее сильнее, сознательно оставляя следы на тонкой белой коже, вбивается уже совсем бешено, не контролируя себя больше, впивается в сладкие ядовитые губы жадным поцелуем и кончает, на секунду позже Доун, успев оценить, насколько круто она в оргазме сжала его внутри себя.
Какое-то время они лежат, не в силах двинуться, разорвать объятия.
Затем Диксон выдыхает.
Мягко, с несвойственной для него нежностью скользит губами по мокрой от пота шее Доун, вдыхая ее запах и шумно дыша.
— Слышь, — через десять минут, перекурив и отдышавшись, спрашивает он, — так че ты здесь забыла?
— Я тут живу, не очень далеко, — осторожно говорит она, поправляя одежду и пытаясь застегнуть вырванные с мясом пуговицы.
— С кем?
— Это неважно.
То, как она прячет глаза, как уходит от ответа, как осторожничает, указывает на наличие мужика в ее жизни.
Диксон почему-то дико бесится, хотя ему должно быть без разницы, наплевать, кого эта змея травит еще своим ядом. Обвивает своим телом. Облизывает своим розовым язычком.
Дерил старается гасить в себе злобу, но получается плохо.
— Я пойду? — она смотрит вопросительно, словно ждет, что остановит.
То, что не зовет с собой, как когда-то, тоже указывает на то, что ей теперь есть на кого переложить грязную работу.
— Иди, — он не шевелится, поглядывая на нее прищуренными от злости глазами.
Она разворачивается и идет. Не оглядываясь даже. Тварь.
Диксон подрывается, одним прыжком перекрывает расстояние между ними, разворачивает невольно вскрикнувшую женщину к себе, и впивается зло в шею, оставляя болезненный кровоподтек.
— Привет передавай своему ебарю от меня, — хрипит он, отталкивая ее, и уходя прочь, первым, не оглядывась.
И не видя, как Доун стоит, держась за место засоса, и провожая его удаляющуюуся фигуру внезапно блестящими глазами.
2.
Он ничуть не изменился. Совершенно.
Волосы только отросли, и борода появилась, неопрятная, колючая, с поблескивающей в ней сединой.
И морщин возле глаз добавилось.
И тяжелее стал, значительно тяжелее, массивнее. Доун это всеми косточками сегодня прочувствовала.
А так все тот же.
Грубый, жестокий, прямолинейный. Неразговорчивый.
Жадный.
Доун идет к дому, по привычке страхуясь от преследования. Хотя, скорее всего, реши Диксон ее выследить, она этому не сможет препятствовать.
Доун на всякий случай петляет, долго сидит в кустах, напряженно всматриваясь в лес, из которого вышла.
Но, кроме парочки совершенно уже неходячих ходячих, никого не видит.
Все, дольше ждать нельзя, ей надо идти.
Доун идет домой, непроизвольно ускоряясь.
Периодически она дотрагивается до огромного, уже вспухшего засоса, что оставил ей этот невозможный грубиян, и улыбается.