— Доброе утро, госпожа! — взгляд Алексиуса упал на расписной лекиф с маслом подле алтаря. — Твоя награда? Прекрасный сосуд! Ты позволишь?
Девушка кивнула.
Алексиус подхватил лекиф, рассматривая рисунок на нем.
— Всемогущие боги! Ты видела? Ведь это Эрехтей готовит своих дочерей к жертвоприношению! Вот Хтония, вот Протогения, а вот… Пандора.
Художник Валерий Шамсутдинов
Девушка обреченно вздохнула. Конечно, она заметила, какой на лекифе изображен сюжет, и ее тоже поразило такое совпадение.
— Госпожа… — сказал вдруг Алексиус изменившимся голосом, — а это?.. — и он показал ей крошечную надпись под рисунком.
— Х-а-р-е-т, — прочла Пандора, едва шевеля онемевшими от волнения губами. — Харет… — повторила она, словно во сне, силясь осознать, что этот сосуд изготовлен в отцовской мастерской.
— Я и смотрю, знакомый стиль… — воодушевленно начал Алексиус. — Старый плут еще не разучился рисовать… — тут он взглянул на изменившееся лицо Пандоры и осекся.
Девушка крепко зажмурилась, прикусила губу, но горячие соленые слезы было уже невозможно сдержать.
Алексиус сделал шаг и обнял ее за плечи. Она уткнулась лицом в его мягкий теплый хитон. Ее душили рыдания. Она презирала и ненавидела себя за эту слабость, но не могла найти сил остановиться и оттолкнуть Алексиуса, и от этого становилось еще тяжелее. Он гладил ее по голове и шептал что-то успокаивающее. Она не могла разобрать слов, но почему-то становилось легче.
Наконец Пандора сумела взять себя в руки. Подняла голову с его груди и взглянула на Алексиуса. Его обычно серые глаза в лучах утреннего солнца вдруг наполнились небесной голубизной. Долгий миг они стояли неподвижно, но его порыв уже было не остановить. Он сжал девушку в объятьях и прильнул к ее губам. Пандора опустила ресницы. На несколько мгновений весь мир куда-то исчез, голова закружилась так, что она еле устояла на ногах. С огромным трудом девушка нашла в себе силы отпрянуть.
— Не надо… Не сейчас… — с усилием прошептала Пандора и сама испугалась странной многозначительности своих слов.
Алексиус с трудом оторвался от нее и послушно отступил, не сводя с нее жадного взгляда.